Томас из Рэдинга - страница 5

   -- О-о, -- сказала она, -- да, действительно мне не повезло с моим браком, но он был решен моими друзьями. У меня нет ни привязанности, ни любви к нему: ни того, ни другого не было и не будет. А ведь до моего брака с ним у меня не было недостатка в красивых поклонниках, и каждый из них считал себя счастливым, когда он получал возможность побыть со мной. Это было мое золотое времечко, и в восторгах любви не было недостатка. А вот теперь настало время несчастий и забот, когда над всем царит печаль. Теперь никто меня не уважает и не ищет моего общества; если б даже кто-нибудь имел малейшее чувство ко мне, разве бы он осмелился в том признаться? Вот в чем моя сугубая беда. Бузэм так ревнив, что я не могу даже посмотреть на мужчину. Он обвиняет меня в неверности, а на то он не имеет никакого повода, ни основания.

   -- Если бы я был на вашем месте, у него немедленно оказался бы повод и основание, -- сказал Кэсзберт.

   -- Так же верно, как то, что я сейчас живу и дышу, так точно с ним и будет, если он не изменит своего поведения!

   Слыша такие ее слова, Кэсзберт еще больше усилил свои домогательства с тем, чтобы довести дело до конца, заявляя, что он ничего больше так не желает, как стать ее покорным слугой и тайным другом. Чтобы лучше достигнуть своей цели, он делал ей различные подарки. Наконец, она стала с большим интересом прислушиваться к нему. Но, смакуя внутри себя его слова, она иногда резко отвечала на них и упрекала его. В конце концов, Кэсзберт совсем потерял от нее голову и сказал, что он утопится, если она будет упорствовать в своей суровости.

   -- Нет, мой милый, -- сказала она, -- сохрани меня бог, чтобы я стала причиной смерти человека. Успокойся, дорогой Кэсзберт, прими от меня этот поцелуй в залог моих будущих знаков любви; но если ты хочешь заслужить мою полную благосклонность, то будь благоразумен и осторожен. Я хотела бы, чтобы ты перед моим мужем осуждал все мои поступки, бранил меня как плохую хозяйку, унижал мою личность, ворчал по всякому поводу, -- это ему доставит точно такое же удовольствие, какое Симону доставляет тарелка супа.

   -- Моя милая, -- сказал он, -- я вполне буду вам повиноваться, только вы не принимайте моих шуток всерьез.

   -- Твои самые неприятные речи, -- сказала она, -- я буду принимать как любезности; я буду считать за похвалы твои ругательства и буду придавать каждому слову обратный смысл. Ну, до свиданья, мой добрый Кэсзберт, час ужина приближается, а тут без меня уж не обойдешься.

   Вслед затем спускается по лестнице старик Бузэм, зовя свою жену:

   -- Эй, Винифред, готов ли ужин? Там, наверху, уже кончили играть. Прикажи служанке накрыть стол.

   -- Сейчас, мой супруг, она уже пошла.

   -- Итак, господа, -- спросил Кэсзберт, -- кто же выиграл?

   -- Наши денежки утекают на запад, -- сказал Мартин. -- Коль выиграл у меня шестьдесят фунтов, и Грэю повезло не меньше.

   -- По крайней мере, -- сказал Ходжкинс, -- они заплатят за ужин.

   -- В таком случае принесите побольше мадеры, -- сказал Сэттон.

   -- Пожалуйста, -- сказал Коль, -- я не рассчитываю увеличить свое состояние при помощи игры в кости. Заказывайте, что вам угодно, я плачу за все.

   -- Правда? -- сказал Симон. -- Служанка, принесите мне тогда полную миску жирного супа.

   Том Дув имел в своем распоряжении всех музыкантов. Они следовали за ним по городу, как цыплята за курицей. Он объявил, что в музыке не будет недостатка. В то время жил в Лондоне один музыкант, пользовавшийся большой известностью, по имени Рэйер. Он одевал своих людей {Служители, рабочие, люди, сотрудники -- эти слова употребляются в произведениях Делонэ без различия, как синонимы. Служить не считалось низким.} так богато, что им мог позавидовать любой принц. У всех одежды были одного цвета, и говорят, что впоследствии английская знать, которой понравилась эта мода, завела одинаковые ливреи для всех людей, служащих в каждом отдельном доме.

   Этот Рэйер был лучший музыкант того времени и обладал большим состоянием. Между прочим, все инструменты, на которых играли его служители, были богато украшены серебряными, иногда даже золотыми, гвоздиками; точно так же смычки его скрипок были из чистого серебра. Благодаря своему уму он был призван к исполнению высоких обязанностей в городе и воздвиг на свои собственные средства в Лондоне больницу и приорию {Церковь при монастыре.} св. Варфоломея.