Томми и К° - страница 11

Важная Личность поднялась и, положив тяжелую руку на хрупкое плечо Томми, провозгласила:

– Я полагаю, ты заслужила это право.

– Каковы ваши взгляды, – принялась читать Томми, – на будущее политических и общественных отношений?…

– Пожалуй, лучше я сам все напишу, – предложила Важная Личность.

– Давайте, – согласилась Томми. – А то у меня правописание хромает.

Важная Личность придвинула кресло к столу.

– Только смотрите ничего не пропустите, – предупредила Томми.

– Приложу все усилия, мисс Джейн, чтоб не дать вам ни малейшего повода для беспокойства, – с серьезным видом заверил ее принц, подсаживаясь к столу и берясь за перо.

Принц закончил писать к тому моменту, как поезд стал сбавлять ход. Промокнув бумагу и свернув ее, Важная Личность поднялась.

– На обороте последней страницы я приписал кое-какие указания, – пояснил принц, – прошу обратить на них особое внимание мистера Хоупа. Мне бы хотелось, мисс Джейн, чтобы вы пообещали мне никогда больше не предпринимать опасные акробатические трюки даже на благо такого святого ремесла, как журналистика.

– Так ведь если бы до вас не было так трудно добраться, я бы…

– Согласен, виноват! – кивнул принц. – Теперь насчет твоей принадлежности к женскому полу нет никаких сомнений. И все же прошу, обещай мне! Ну же, ведь я на многое ради тебя пошел!.. Ты даже представить себе не можешь, до какой степени мне было трудно это сделать.

– Ну ладно, – с некоторой неохотой сдалась Томми. Она терпеть не могла давать обещания, так как, однажды дав, выполняла их свято. – Обещаю.

– Вот тебе твое интервью.

И первый фонарь платформы Саутгемптона озарил лица принца и Томми, стоявших и глядевших друг на друга. Тут принц, имевший (и не без основания) репутацию вздорного и злобного старикана, совершил нечто совершенно для себя несвойственное: сжав своими громадными ладонями личико в кровавых подтеках, он чмокнул Томми в щеку. На всю жизнь запомнился ей табачный запах его жестких, с проседью усов.

– И еще одно, – серьезно сказал принц. – Никому об этом ни слова. Держи рот на замке, пока не вернешься к себе на Гоф-сквер.

– Вы меня за дуру принимаете? – ответила Томми.

После отбытия принца окружающие как-то странно стали вести себя с Томми. Все принялись – по непонятной, казалось, для них самих причине – суетиться вокруг нее. Глядели на нее, и отходили, и подходили вновь, и вновь глядели. По мере того как нарастал их интерес, нарастало и недоумение. Некоторые задавали вопросы Томми, но ее неосведомленность и вдобавок ее нежелание говорить изумляли до такой степени, что само Любопытство в задумчивости померкло.

Ее умыли и почистили, ей предложили восхитительный ужин и, поместив в купе первого класса с табличкой «зарезервировано», отправили обратно к вокзалу Ватерлоо, а оттуда в кебе довезли до Гоф-сквер, куда Томми заявилась около полуночи, преисполненная самомнения, следы которого сохранились в ней и по сей день.

Именно так все и началось. Томми, в течение часа тарахтевшая без умолку со скоростью две сотни слов в минуту, внезапно в изнеможении уронила голову на стол и была не без трудностей поднята и препровождена в постель. Питер в своем глубоком уютном кресле просидел у камина до поздней ночи. Обожавшая человеческое присутствие Элизабет нежно мурлыкала. И средь ночных теней явилась Питеру Хоупу его давняя, забытая мечта – мечта о создании нового, удивительного журнала-еженедельника стоимостью в один пенни, в редакторы которого он некогда прочил некоего Томаса Хоупа, сына Питера Хоупа, почетного основателя и инициатора: журнала яркого, какого давно ждут, популярного и в то же время просвещающего, доставляющего радость читателям и приносящего доход владельцам.

«Ты помнишь меня? – шептала Мечта. – Мы подолгу беседовали вместе. Миновали утро и день. У нас впереди целый вечер. И сумерки тоже сулят надежду».

Элизабет прекратила мурлыкать и в удивлении подняла мордочку. Питер смеялся, внимая своим мыслям.

Миссис Постуисл восседала в виндзорском кресле посреди Роллс-Корта. В пору своей юности миссис Постуисл причислялась восторженными завсегдатаями старого ресторанчика «Митра» на Чансери-Лейн к тому типу худосочных особ, который тогда начал популяризировать один английский художник, позднее ставший знаменитым; однако с годами миссис Постуисл значительно увеличилась в размерах, сохранив при этом безмятежное выражение лица, присущее молодости. Эти два обстоятельства, взятые в совокупности, способствовали весьма существенному приумножению ее дохода. Оказавшись в Роллс-Корте этим летним днем, случайный прохожий покинул бы этот квартал со странным ощущением, что праздно отдыхающая в виндзорском кресле дама ему несомненно знакома, – при условии, что он регулярно читал текущую периодику. Перелистав же едва ли не первую попавшуюся иллюстрированную газету того времени, он обнаружил бы искомый ответ. Увидев фотографию миссис Постуисл в нынешнем облике, любознательный прочел бы под ней подпись: «Пациентка