Топкин портрет - страница 11
Я не мог никуда залезть.
Товарищ мой, объяснившись с хозяином верблюда — старым арабом, отогнал машину на стоянку, вернулся и сказал:
— На этого не садись. Пошли пешком.
Верблюд встал и пошел за нами, даже лизнув меня в голову. Хозяин верблюда о чем-то говорил с моим товарищем, но он повторил мне:
— Пошли!
И мы пошли куда-то вверх. Там, кажется, были пирамиды. Очертания их я уже видел.
Но стоило нам пройти двадцать шагов, как навстречу появился такой же раскрашенный верблюд — опять гордый и торжественный, — рядом с ним мальчик, который что-то предлагал нам…
Еще двадцать шагов по асфальту вверх, и уже три верблюда и три хозяина — два взрослых и юноша — бросаются к нам. Верблюды при всей своей невозмутимой гордости, как по команде, ложатся на землю и подставляют мне и моему товарищу свои седла…
Но и тут мы отбились.
Чуть выше. Еще, еще выше…
— Вот пирамида Хеопса, — говорит мне товарищ, но…
Я вижу издали огромную пирамиду, но вижу и другое.
Еще три верблюда с красивыми яркими попонами и седлами бросаются к нам.
Меня многое начинает смущать: «Где же твоя гордость, верблюд? Ты самое благородное и доброе животное! Но, увы, нет у тебя никакой гордости! Ах! Поучился бы у своих хозяев!»
— Мистер! Сэр! Товарищ! — кричат нам хозяева верблюдов — опять от старых до молодых.
И все — наперебой. И все хлопают своих верблюдов, и они ложатся на асфальт, подставляя мне свою спину. Жаль бедных верблюдов. И, признаюсь, стыдно.
Но что-то надо делать.
— Ничего не поделаешь, — сказал мой товарищ, — придется сесть.
Мы взгромоздились с ним на двух верблюдов. И куда-то поехали.
Сначала, кажется, к пирамиде Хеопса, а может быть, и к другой пирамиде — Хефрена, или Снофру, или Джосера.
Не помню к какой.
Где-то мы даже фотографировались.
Часть этих снимков сохранилась. И у меня, и у моего товарища по Египту.
Но когда меня сейчас спрашивают об этой поездке и о пирамидах: где какая, я ничего не могу сказать. Пирамида Хеопса и пирамида Снофру, пирамида Джосера и пирамида Хефрена — все у меня перепуталось.
А вот верблюдов рядом с этими пирамидами вспоминаю.
ЗИ-ЗИ
— Ты слышал? — спросил меня сын.
— Что? — не понял я.
— Ну, папа! — сказала дочь. — Ты слышал «зи-зи»?
Каюсь, не слышал. Смотрели на даче по телевизору хоккей, и, может быть, я что-то пропустил.
— А что?
— Ну «зи-зи»! За окном, — сказал сын.
— Послушай внимательно! — наставительно сказала дочь. Она умеет так говорить.
Мы выключили телевизор.
И действительно, за окном:
«Зи-зи! Зи-зи!»
Будто кто-то дразнил нас.
«Зи-зи!» — повторилось за окном.
Я открыл окно, и тут уже началось бесконечное:
«Зи-зи! Цит! Зи-зи! Цит! Зи-зи!»
— Слышишь? — спросила дочь.
— Слышу, — сказал я.
— И я говорил, — сказал сын.
«Зи-зи! Цит! Зи-зи!» — вновь раздалось в открытое окно.
— Мне это не нравится, — сказала жена. — Кто это?
Я пошел на улицу. Искал, никого не нашел.
Наутро, когда только рассвело, мы еще спали, опять в открытое окно раздалось:
«Зи-зи! Зи-зи! Цит! Зи-зи! Зи-зи! Цит!»
Ну что делать?
Опять вышел я на улицу и полусонными глазами стал искать того, кто так пронзительно кричит это «зи-зи! Цит».
И нашел…
Сидит на ветке рябины малая птаха. Рядом с открытым нашим окном. Оливково-зеленая сверху. Шейка бледно-бурая. Над глазами — белое кольцо. Перышки желтые, рыжеватые, бурые — все вместе, все переливается в лучах восходящего солнца.
Посмотрела на меня птаха и, внимательно помолчав, повторила: «Зи-зи! Зи-зи! Цит! Зи-зи!»
— А. Это ты, — сказал я. — Я тебя знаю…
«Зи-зи! Цит!» — ответила птаха.
— Ну, кто там? — спросила меня жена, когда я вернулся домой.
— Королек, птица такая, — сказал я. — Старый приятель! Я его еще с зимы знаю, а летом впервые. Только в Африке видел…
Дочь и сын спокойно спали.
Королек повторял и повторял:
«Зи-зи! Цит! Зи-зи! Зи! Зи!..»
Но дети спали…
А королек продолжал выдавать свои трели, никак не понимая, почему на него никто не обращает внимания.
ПОЛОСАТАЯ КИСА
Историю про полосатую кису я узнал в пионерском лагере на реке Уссури.
Встретил я в этом лагере девочку. Девочка как девочка: с косичками и галстуком. Одно было удивительно: звали ее необычно — Полосатая киса.