Тополь цветет - страница 5

От моста Холсты все на виду. Двадцать пять изб, обнесенные серыми метлами деревьев, вытянулись в два ряда слева от шоссе. Среди темных дворов и огородов блестела новым тесом терраска Зои-продавщицы и заплаты из свежей дранки на крыше у Марфы — и то и другое Степан делал уже в этом году.

Зоин дом крайний слева, на другом посаде за ним Степанов дом. Степан свернул туда прямой тропкой, проложенной по озимой ржи. «Рожь Беата — 12 га» — гласила надпись на фанерке, воткнутой с краю.

Все дни дождило, вчера еще сеялся дождь, земля наводопела, сапоги грузли в пашне. Суглинки ничем не пахли. Сегодня потеплело, и поле заметно подернулось зеленью. Но стволы деревьев блестели голо и холодно, тополя только выбросили сережки, набухнув листом.

Ветер мотал деревья, шевелил всходы, все кругом шевелилось — и мутилась душа Степана. Ровное голубое небо расперлось, сбоку вынеслось холодное невеселое солнце и высветило где-то над Степановой избой белесую одутловатую луну. Бабка Наталья говорила, что борются на ней Каин и Авель, но Степан, сколько ни глядел, не мог различить. Он и сейчас видел только припухшие заспанные веки, нос и квелый, расплывчатый рот. Похоже — луна вчера тоже хорошо клюкнула.

А ведь выпивали-то так, меж собой — Серега Пудов с женой Верой, они с Татьяной да Борис Николаевич с Валентиной Николаевной, выучившей в Редькинской школе всех холстовских ребятишек, а нынче ушедшей на пенсию из-за внука: не доглядели мальчонку, он и опрокинул на себя кипящий чайник — год из беды вызволяли! Степан снова вспомнил, как Борис Николаевич тряс всем руки: «Все путем, Серега, победа! Победа, Степан!»

Тропка вывела его на берег реки, здесь довольно высокий. По обрыву густо стояли и лежали кусты и деревья. Старая черемуха, давно разбитая молнией, помнила помещика Карпа Иваныча, жившего на той стороне в лесу, его купальни. От черемухи отщепились три ствола и легли по крутому берегу. И только главный тянулся вверх всеми ручищами. Чернота лежащих стволов поросла белыми дорожками грибов-дикарей. «Вот и у меня душа плесневеет», — содрогнулся Степан.

Черновато, головато кругом, серые стволы и ветки, засохшие будылья загружали берег. Река неслась, черно вилась водоворотиками, воды после дождей порядочно.

Если когда-нибудь вода с новой Вазузской плотины дойдет сюда, то, возможно, зальет Барский песок на той стороне (какой «песок» — одно званье, все затянуло кустарником и травой). А хорошо бы достала до вала, по которому дымится голый ольшняг. Возможно, и не будет воды, как случилось после пуска Рузской плотины. А тоже ждали…

Раньше никакого вала и ольшняга не было — сквозные сосны подымались вверх от заливного пахучего луга. Зимой меж сосен накатывали ледянку, и ребятня неслась с нее на леднях через луг на реку — из-за того проруби делались под самой деревней, под Степановым домом. Но во время войны луг просек третий противотанковый пояс Москвы. В деревне стояли военные, рыли противотанковые рвы. И деревенские рыли — бабы, девки, ребятишки, он как раз после того на фронт попал. Семнадцати еще не минуло, но германец подпирал под ворота.

Как сейчас помнил Степан, в рождество богородицы, в холстовский престольный праздник, двадцать первого сентября, снимали «изобку» у тетки Матрены: щелкали семечки, топтались и слушали гармонь. По кругу ходила мелкота, взрослых парней всех взяли. В ту ночь до светлого бродил он по деревне с Кланькой Матрениной, на рассвете она вынесла свою карточку, чтобы взял на войну.

Скуластенькое, квадратненькое лицо черно проступало на глянцевой бумаге, две точки вместо глаз впивались ему прямо в сердце. В жизни у Кланьки глаза были светлые…

А утром скрипела по деревне телега, лежали на ней мешочки с харчами, за телегой валили ребята и женщины. Матренина Кланька стояла у своего дома. Он поглядел в ее сторону только раз и пошел, невпопад отвечая матери.

Когда возвратился с войны, Кланьки уже не было — уехала в няньки в Москву. Дом спалили, а тетка Матрена померла, скитаясь по чужим избам. Ему показалось — изменила Кланька не только ему, но и всей деревне. А кто знает, возможно, и женился бы он на своей деревенской.