Тополята - страница 17
Витя Лампионов поднял руку:
– Скажите, а почему тогда на улице можно быть только до десяти вечера?
Деревянная Елена Евгеньевна зашевелилась на скрипучем стуле.
– Ну… это временное явление. В целях вашей же безопасности…
– А выбирать Регента дети теперь имеют право? – не отступал маленький Лампионов.
Очкастая Маргарита сдержанно сказала:
– Мальчик, подожди… Мы говорим не о политике, а о воспитании в семье и школе. О том, что сейчас принимаются законы, по которым никто не имеет права унижать вас, ограничивать ненужными запретами, лишать компьютера, ставить в угол, бить вас…
– А если не ремнем, а просто рукой по шее, это можно? – спросил с задней парты круглый и неторопливый Костик Лопухин.
– Ни в коем случае! Вы должны в таком случае немедленно сообщать в органы опеки, учителям или в милицию… то есть в полицию.
– И что потом? – спросил обстоятельный Лопухин.
Маргарита четко разъяснила:
– Родителей, которые применяют недозволенные приемы воспитания, могут лишить родительских прав, а детей направить в специальную патронажную семью или в детский дом…
– В-вот радость-то… – сказала сосед Лопухина Стасик Важейко.
– В детских домах Империи создаются все условия для счастливой жизни и учебы, – сообщила, не вставая, Елена Евгеньевна. И деревянными пальцами потрогала на шее косыночку.
Стасик Важейко – худой и лохматый – встал. Он слегка заикался и тем не менее любил выступать.
– Вчера б-была п-передача. Про большую с-семью. У них пятерых ребятишек забрали в детдом. Но не потому, что их били, а потому, что нечем было платить за квартиру…
– Важейко, сядь! – велела завуч Яна Константиновна.
– П-почему «сядь»? Я не все сказал… Старшие мальчик и д-девочка через три дня сбежали из детдома и рассказали, что мальчика воспитательница излупила веником в туалете, а д-девочку… б-большие мальчишки затащили под одеяло и…
– Важейко, сядь!
– Яна Константиновна, вы ограничиваете право школьника на свободу высказываний, – невинным голосом заметила Зинаида Ивановна. Ей полагалось бы бояться завуча, но она не боялась, потому что все равно собралась увольняться.
Маргарита Геннадьевна покивала, чуть не уронив очки:
– Бывают ошибочные передачи. Телевидение – источник ложных слухов. Детям вообще не следует смотреть его.
– А как же права? – спросил Витя Лампионов.
– Вот о правах мы и говорим. О том, что никто не может обижать детей, заставлять жить в бедности, принуждать к работе, подымать на них руку… Чтобы бороться с этим, создаются во всем мире специальные суды, которые подчиняются только Организации Объединенных Наций. Больше никому – ни президентам, ни регентам, ни правительствам. И называются они «Ювенальная юстиция». «Ювенальная» – значит «детская», а «юстиция» – это «судопроизводство». Суды на защите нового поколения. Именно они стоят на страже прав детей…
– А если дети не хотят? – осторожно спросила Танюшка Юкова и быстро глянула на Теньку. Она, видимо, кое-что слышала про его семейные дела.
– Судьи лучше знают, что нужно детям, – разъяснила Маргарита и вдруг улыбнулась. Словно в древесном стволе появилась поперечная щель. – Ювенальная юстиция помогла уже тысячам и тысячам ребят и родителей во всем мире. Эти люди благодарны ей и называют ее по-родственному – «Ювеналка». Или сокращенно – ЮЮ…
Теньке помолчать бы, съежиться посильнее и не обращать на себя внимания. Мало ли что… Но он не имел права предать кошку, которая, может быть, бродит где-то и ждет встречи с ним, с Тенькой… Он звонко сказал, не вставая:
– Ю-ю – это кошка.
– Что? – Маргарита наконец уронила очки. И подхватила их на лету.
– Это кошка, – отчетливо повторил Тенька и встал. И засвистело в ушах, как тогда, на перилах балкона. И опять отлетела боязнь. Потому что, если появляется перед тобой такое вот гадство, нету сил молчать. – Это кошка из рассказа писателя Куприна. По имени Ю-ю. Такое хорошее имя… А ваша Ювеналка – она наоборот. Она… фашистская. Потому что отбирает ребят у матерей…
Завуч Яна Константиновна возмущенно втянула в себя воздух:
– О-а-ахх… Ресницын!
– Ничего, ничего, – спокойно отозвалась Елена с косыночкой на деревянной шее. – Я помню этого Ресницына, он проходил через нас… Гипертрофированная привязанность к ущербной матери. – И повернулась к Маргарите: – Вы ведь помните ту особу с деформированным фейсом?