Торквемада - страница 14
Над кручей горною, над пеною волны.
И смертью никого карать мы не должны.
Народу — вольный труд, а птице — зелень веток,
И всем на свете — мир. И — ни цепей, ни клеток!
Коль человек — палач, так кто ж господь? Тиран?
Крест — вот евангелье! Мечом грозит коран!
Так пусть же на земле, где столько мглы клубится,
В благословение вся злоба превратится.
Суд часто и неправ. Довольно кар! Встает,
Как вызов небесам, ужасный эшафот.
Пусть сам господь казнит! И дерзки мысли эти—
Гроб в услуженье брать! Цветы, плоды и дети,
Голубки, женщины — священны все они.
Благословенно все, на что ты ни взгляни.
И бесконечный мир в себе я ощущаю,
Мольбу великую с гор в пропасть изливаю.
А папа? Я скажу, что надо чтить его,
Всегда надейся, всех прощай — и никого,
О сын мой, не карай! Преступнику — пощада.
Заставь покаяться, уж если это надо.
Молиться, и любить, и верить — вот закон.
Кто выполнит его — спасен.
Торквемада
Да! Ты — спасен!
А прочие, старик? Ах, вечное паденье
Душ человеческих! Ведь каждое мгновенье
В ад души сыплются, в колодец роковой,
В мрак чернопламенный! Спасаешься, святой?
А люди, братья как? Спокойно, без помехи
Спасаешься ты здесь, ешь яблоки, орехи,
Как древле в Ливии Ансельм или Пахом,
И — удовлетворен! Прекрасно все кругом!
Ни вопль погибших душ, ни адские мученья
Не могут оторвать тебя от размышленья.
Ты любишь свой покой, тюфяк, кувшин с водой.
Как видно, ты — дитя, а не старик седой!
Как видно, умерло в тебе внушенье бога—
Отцовство грозное, священная тревога.
Пусть гибнет род людской! Тебе ль до пустяков?
Но лечат и собак! Но холят и быков!
Есть сердце у тебя? Иль ты под небесами
Живешь как будто бы за четырьмя стенами?
Но тысячей узлов он связан и с тобой—
Сей смрадный человек, кощунственный и злой,
Влачащий за собой при взлете и паденьи
Несчастье, что всегда рождает преступленья!
Бесстрастно ты на все взираешь с высоты.
Проходят смертные, но чувствуешь ли ты,
Что с каждым призраком ты связан неразрывно?
Ах, руки ты скрестил! Псалмы поешь наивно!
От алтаря к кресту шагаешь ты, святой,—
От этой вот доски бредешь до глыбы той!
Да! Спасся! Но дрожит и гибнет все на свете.
Нет, старец! Быть с толпой — вот долг твой в годы эти!
Суровый, тяжкий долг! Сомнения твои
Спать не дают тебе, кишат как муравьи.
Зовет тебя твой долг. Подумай о народе!
Он гибнет! Помоги! Спасаться на свободе
Сегодня некогда! Брось монастырь! Иди,
Погибель жен, мужей, детей предупреди,
Дай помощь простакам и умникам ученым,
В пылающий Содом свалиться обреченным!
Беги! Немедленно их, проклятых, спасай!
Заставь их силою войти в господень рай.
Да! Вот какое нам дано предназначенье.
Старик, закон твой прост; сложней мое ученье.
Надежда только ты, спасенье ж — это я!
Я — помощь господу.
Уже несколько мгновений, как у входа в пещеру появился неизвестный человек. Это тоже старик, с седоватой бородой. В руке он держит рогатину, на шее у него шестиконечный крест. Он одет в охотничий костюм из золотой парчи; на голове — высокая позолоченная шапка, расшитая тремя рядами жемчуга.>[30] У пояса — охотничий рог. Незнакомец слышал последние слова Франциска Паоланского и речь к нему Торквемады. Он хохочет. Франциск Паоланский и Торквемада оборачиваются.
ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
Те же, охотник.
Охотник
Ну, право же, друзья,
Все лютники мои ни разу не сумели
Так рассмешить меня! Огромное веселье
Доставили вы мне! Два идиота вы!
Охочусь я внизу, нейдет из головы:
Как жив-здоров старик? Я и взошел на гору.
Ах, распотешили меня вы! Но без спору:
Была бы жизнь скучна, такой имея вид,
Как говорите вы.
(Приближается, скрестив руки на груди и глядя на обоих монахов.)
Бог — коль он есть — молчит.
Нет слов, он счел людей за образец творенья.
Но и червя в змею прекрасно превращенье,
Змеи — в дракона, и дракона — в Сатану.
(Делает шаг к Торквемаде.)
Ну, Торквемада, что ж… Вернись в свою страну!
Прошение твое прочел я. Вот идея!
Я хохотал над ней. Иди домой скорее!
О, знаю я тебя! Иди и можешь там
Творить, что вздумаешь. Охотно я отдам
Моим племянникам жидовские богатства.
Сыны мои, вы здесь хотели столковаться
О смысле жизни? Я хочу вам разъяснить
Все это в двух словах. Ведь истину таить
Не следует… Друзья, мой кругозор не шире