Тот, кто не спит - страница 5

— Воевали, значит?

— Снайпером была. Женский снайперский отряд Чужимовой, слыхал? Одиннадцать правительственных наград имею! — бабка села напротив, через узкую деревянную столешницу.

— Бак, поди, тяжело таскать? — Петров кивнул на термос.

— Тележкой что хочешь свезешь.

— Далеко криница-то?

— Посмотреть желаешь? Посмотри. От века вода течет, а не кончается.

— Если дальше пойти, на восток, — Петров показал рукой, — есть путь?

— Какой путь, — покачала головой старушка. — Раньше колхоз был, верстах в двадцати, да давно распустили. Стариков по интернатам, молодые сами о себе заботятся. Глухомань одна.

— А еще дальше?

— Не знаю, врать не хочу. Говорят, колония после войны открылась, для душегубов. Еще вроде армия, вертолеты порой подолгу летают, тренируются. Внизу-то ничего нет, свалятся беды не наделают, разве на меня, старую, упадут, так и то польза выйдет, — она усмехнулась.

— Спасибо за водицу, — Петров поднялся. — Перегон до ночи отмахаю.

— Где же спать будешь? — хуторянка поправила платок на голове.

— Палатка в рюкзаке, — он пошел по тележному следу.

Одной водой и угостила. Ни огурца с грядки, ни хлебушка. Времена строгие. Близка ночь — гостя из дому прочь.

След огибал невысокий пригорок. Вот и криница. Вода небойкой струйкой лилась из чугунной трехдюймовой трубы и сбегала вниз, прослеживаясь на сотню метров высокой зеленой травой. Не получилось Волги, одинок ручей, а нынче не время одиночек. В случае чего — сидеть в общей камере.

Он пил воду до бульканья в животе, зубы ломило от стылости, потом отошел в заросли травы.

Фонтаном изверглась вода, едва замутненная остатком обеда. Опять и опять он пил и извергал ее, составляя в уме задачу про бассейн, в который вода вливается и выливается в одну и ту же трубу, а зачем, спрашивается? Хатха-йога, подражание тигру. Очищением желудка добиться кристальности помыслов.

Ладно, достаточно, довольно.

Он поднялся на пригорок, на самую его вершину. Солнце сядет скоро, а до синей полосы посадки топать и топать.

Под ногами — чернота старого, давно паленого дерева. Ветряк стоял тут, на вершине, от него и назвали хутор. Когда сгорел, и почему? Не пожалел немецкий летчик зажигалки или свои, отступая, уничтожили на страх агрессору?

Петров пригляделся к редкому чахлому кустарнику. Лет сорок прошло с пожара, сорок пять. Дружно горела, знатно, далеко высветило.

Под гору ноги несли сами, успевай переставлять. Выйдя на равнину, он удержал темп, трава стегала по голенищам сапог. Дорога скорее угадывалась, относясь более к истории, чем дням сегодняшним — пониже трава, иначе пружинит земля, и вдали просвет лесополосы меж рдеющих верхушек деревьев.

Солнце сменил месяц, половинка орловского хлеба, истыканного, измятого вилкой, а то и пальцами привередливых покупателей.

Когда до посадки оставалось километра два, Петров вытащил из кармашка рюкзака баллончик, побрызгал на землю. Дезодорант, полезная в путешествии вещь. Имеет изысканный, нежный аромат, таинственный, как сама ночь…

Он свернул с дороги, пошел под углом, вспоминая значение тангенса сорока пяти градусов. На середине гипотенузы опять спрыснул след, в третий раз — заходя в посадку.

Света месяца едва хватило, чтобы выбрать подходящее местечко, закрепить межу стволами гамак, у головы подвесить рюкзак, у ног — сапоги. Тарзан из племени северных короткошерстных обезьян.

В животе заурчало, болезненная спазма скрутила — и отпустила. Помог бальзам, и промывание желудка не зря делал, иначе несло бы, как паршивого гусенка.

Он немного прошел, прогуливаясь, вдоль лесополосы, глядя на уходящий месяц. Пора за ним, на боковую.

Он вернулся к своему гнезду, забрался в гамак, укрылся с головой полотнищем. Издалека донесся протяжный вой. Унюхал выжлец плоды химизации и расстроился. Тяжко его хозяевам придется. И верно: человеческий крик, истошный, пронзительный, пересек поле, за ним — два выстрела.

Петров вслушался. Неясные, заглушенные расстоянием ругательства, стоны. А вы как думали, ребятки? Турист нынче пошел ушлый, запросто не возьмешь.

До рассвета — три с половиной часа. Вполне достаточно, если уснуть сразу.