Тот самый - страница 26

– Ничего. Просто нам не следует с ними общаться, вот и всё.

– А с кем следует?

– Ни с кем?

– По-твоему, мы должны сидеть дома?

– Не знаю. Но мне кажется, у нас ничего не получается. У меня не получается.

– Я не хочу сидеть дома, Матвей.

– Я тоже.

Мы встали и, не сговариваясь, зашагали наверх по скрипящей лестнице. Я остановился у двери маминой спальни и прислушался. Тишину разбавляли тихие всхлипывания. Прежде чем войти, Алиса остановила меня за плечо.

– Я соврала.

Я молча ждал, когда она продолжит говорить. В темноте блестели белки глаз и зубы.

– На самом деле я уже не девственница. Я соврала маме. У меня всё было…

– Мне всё равно.

Алиса благодарно кивнула, и мы без стука отворили дверь, проскользнув в тёмную комнату. Мы залезли на кровать и легли по обе стороны от мамы поверх одеяла.

– Наверное, мне не следовало становиться матерью, – заключила она, тихо вздыхая. Из-за плача голос осел.

– Наверное, нам не следовало становиться твоими детьми, – в тон ей ответила Алиса.

Они тихо засмеялись, и давящая тишина распалась на осколки. Лунный свет тонкой полосой падал на репродукцию картины Караваджо. Блестели кусочки скотча, выделяясь на обоях перламутровыми пятнами. Засыпая, я разглядывал картину, как в первый раз, а на душе у меня было спокойно, потому что прошедшая буря забрала все силы.

В отсветах луны мы заснули в обнимку.

Лето длилось бесконечно долго. Прошла неделя, а, может, и две недели с тех пор, как мы перестали общаться с Киром и Же. Последний раз мы виделись в больничном коридоре. Они быстро ворвались в наши жизни и быстро исчезли. Это была не дружба. Я глядел в потолок и мечтал о том, чтобы наконец зажить настоящей жизнью. Мне казалось, будто мои нынешние дни – все не взаправду. Мираж летних мгновений. В моей жизни не было ничего настоящего: дни в одиночестве – ненастоящие, книги в моих руках – ненастоящие, чувства – ненастоящие. Мой первый поцелуй не был настоящим. И второй тоже. Настоящие поцелуи случаются наедине, когда сталкиваются не только губы, но и души. Когда чувства переплетаются, идут внахлёст и заполняют нутро. Поцеловать можно кого угодно, но будет ли это настоящим поцелуем? Настоящим в моей жизни было только ожидание. Я всё время чего-то ждал. Ждал момента, когда можно зажить по-настоящему, так и не понимая, что уже живу.

Беспокойные мысли зудели под кожей, вынуждая меня ворочаться и сбивать простынь. Я столкнул одеяло и завернулся в простыню, не забыв перед этим вылезти из футболки и бросить её туда же – комом на пол. Мама не раз повторяла, что люди специально придумали шкаф, чтобы складывать туда одежду, но разбрасывать её на полу мне нравилось больше.

Я не мог уснуть, когда солнце исчезло в ржаво-красных отблесках заката, не мог уснуть и сейчас, когда лиловое небо взгромоздилось над Черепаховой горой. Я глядел на тёмный прямоугольник неба, изрешечённый ветками тополя, и задавался вопросом: небо – это предел? Однажды мне снился сон, как я взмывал в воздух на крыльях и тут же ударялся головой о невидимую границу: что-то, превращаясь в стеклянный потолок, не пускало меня к густым облакам.

Как только я совсем отчаялся уснуть, рядом со мной раздались странные звуки, напоминавшие осторожные шажки маленьких эльфов. Я приподнялся на локтях и вгляделся в темноту за окном. Ничего, кроме тускло мерцающих звёзд, я не увидел. Прислонившись щекой к подушке, я стал тише дышать, прислушиваясь. Через несколько секунд звуки повторились, но я снова не смог определить их источник. Я поднял взгляд к потолку: неужели на нашем чердаке и правда жили привидения? А, может быть, наша мама всё-таки была ведьмой и прямо сейчас в чёрную ночь готовила свою метлу к шабашу? Представив маму на метле, я тихонько засмеялся и подумал, что об этом обязательно нужно рассказать Алисе.

Я закрыл глаза, но шорох вкрадывался в моё сознание, граничащее между явью и сном. Теперь звуки напоминали тихий скрежет, словно кто-то пытался открыть задвижку окна. Я рывком поднялся, едва не запутавшись в простыни, и подошёл к окну. Прислонившись лбом к холодному стеклу, я замер, разглядывая пустынный задний двор. Сад в темноте приобретал причудливые очертания. По крайней мере, обрадовался я, это были не воры. Только если они не научились становиться невидимыми.