Тотальные институты - страница 16

Один из аспектов их тюремного распорядка, который показался бы западным заключенным особенно гнетущим, — то, как там приходится удалять из организма мочу и кал. «Помойное ведро», обычное для русских камер, в Китае часто отсутствует. В Китае принято разрешать дефекацию и мочеиспускание только один или два раза в день в строго отведенное время — обычно утром, после завтрака. Охранник выталкивает заключенного из камеры, гонит его бегом по длинному коридору и дает ему около двух минут, чтобы усесться на корточки над открытым китайским отхожим местом и справить все свои нужды. Спешку и публичность особенно сложно перенести женщинам. Если заключенные не успевают сделать свои дела за две минуты, их прерывают и гонят назад в камеру[78].

К примеру, овсянку нам подавали в оловянных мисках. У них были загнутые ободки, и под этими ободками скапливалась скисшая каша, которая отслаивалась длинными полосками. В самой овсянке было столько комков, волос и непонятных черных крупинок, что это казалось немыслимым, если только кто-то их туда специально не клал. Приступать к овсянке, сперва ее не изучив, было небезопасно. А эта склизкая вода в общей ванне — она была двенадцать или пятнадцать футов длиной, и вся школа должна была окунаться в нее каждое утро, и я сомневаюсь, что воду в ней меняли так уж часто. А еще эти вечно сырые вонючие полотенца… А потный запах раздевалки с ее грязными раковинами и, вдобавок, рядом мерзких, обшарпанных туалетных кабинок, двери в которых нельзя было ничем запереть, так что, стоило присесть, кто-нибудь к тебе обязательно вламывался. Мне сложно вспоминать о своих школьных днях, не ощущая запаха чего-то холодного и зловещего — запаха потных носков, грязных полотенец, кала, которым постоянно пахло в коридорах, вилок с засохшей едой между зубьями, жаркого из бараньей шеи, а также хлопающих дверей в туалетах и отдающегося эхом стука ночных горшков в спальнях[80].

Мы лежали по двое в кровати. И это было очень неприятно. Например, если кто-то умирал, его убирали только через двадцать четыре часа, так как старший по баракам хотел, разумеется, получить порцию хлеба и супа, полагавшуюся умершему. Поэтому о смерти человека сообщали лишь через двадцать четыре часа, чтобы успеть получить его паек. И нам приходилось лежать все это время в постели с покойником. <…>

Мы лежали на среднем уровне. И это было жутко, особенно ночью. Во-первых, покойники были совсем тощими и выглядели ужасно. В большинстве случаев они в момент смерти обделывались, и это было не самое эстетичное зрелище. Я очень часто видел подобные случаи в лагере, в бараках для больных. Люди, умершие от гнойных флегмонозных ран, лежали на переполненной гноем постели с теми, кто мог быть не так серьезно болен, у кого могла быть всего лишь небольшая рана, но она теперь инфицировалась[81].