Товарищ Артур, кто вы? - страница 6

Весть о Февральской революции докатилась до всех владений бывшей Российской империи, но коренных изменений в жизнь латышского, как и других народов, не внесла. Радость низвержения монархии и замена ее Временным правительством тускнели с каждым днем. Правительство Керенского продолжало вести опостылевшую, кровавую войну. К лету 1917 года она докатилась до берегов Рижского залива. Рижский фронт, хотя Временное правительство и Верховное Главнокомандование русской армии придавали ему особое значение ввиду близости к Петрограду, стал трещать по всем швам. Начальник штаба Верховного Главнокомандующего генерал Лукомский без обиняков заявил, что в случае, если войска стран Антанты не окажут решительной поддержки, Рига будет сдана немцам. А Верховный Главнокомандующий генерал Корнилов объявил, что только ликвидация солдатских комитетов и Советов, введение в войсках жесточайшей дисциплины, усиление репрессий против революционных элементов в армии и в тылу помогут укреплению фронта. В противном случае… «дорога к Петрограду будет открыта».

Эта откровенность двух военных лидеров вызвала новый взрыв негодования, особенно среди латышских стрелковых частей, 5-й и 12-й русских армий, размещенных на территории Латвии.

В середине августа семнадцатого года началось наступление немецких войск на Ригу. Латышские коммунисты, ведя умелую и настойчивую агитацию в армейских частях, сумели убедить 30-тысячную латвийскую армию встать на сторону революции. Революционные полки стойко сопротивлялись германской армии, имевшей значительный перевес сил. Особенно мужественно сражался 5-й Земгальский латышский стрелковый полк со своим командиром И. Вацетисом. Почти без поддержки артиллерии латышские стрелки 26 часов в непрерывных боях отражали атаки немецких ударных дивизий, нанося им огромные потери. Плечом к плечу с полками 2-й латышской бригады сражались и русские полки 12-й армии. Героизм революционных солдат помог приостановить наступление немцев примерно в 30 километрах от Риги.

Оккупация немцами значительной территории Латвии принесла неслыханные страдания народу. По дорогам войны брели десятки тысяч обездоленных, голодных беженцев со своим жалким скарбом, с малыми детьми и стариками. На оккупированной территории создавались воинские формирования из «эрзац-немцев» и айзсаргов[1]. Перед угрозой нового наступления немцев и бесчинств реакции лидеры красных латышских стрелков совместно с солдатскими Советами 12-й русской армии начали сколачивать партизанские отряды.

Время приближалось к осени. Тринадцатилетний Артур рос крепышом, выглядел намного старше своих лет. Завязал дружбу с латышскими стрелками и имел свободный доступ в их казармы.

В это неспокойное время он тревожился за судьбу Ирмы. Из заводского поселка, где ее знали многие, она исчезла неожиданно, в училище и дома ее не было. Окольными путями он узнал, что Ирма тайно перебралась в портовый город Виндаву, скрывается у надежных людей, собирается в Питер. Встретятся ли они когда-нибудь?.. Всю семью волновало и длительное молчание отца.

В один из этих бурных и богатых событиями дней в Риге объявился Карл Янович Спрогис. На нем было поношенное солдатское обмундирование, за плечами винтовка, вещевой мешок. Отец постарел, загорелое лицо его огрубело, виски посеребрило. При встрече с родными он, по характеру замкнутый и суровый, не мог сдержать волнения. Артур и одиннадцатилетняя Мина буквально прилипли к отцу. Помолодевшая Каролина Яновна весело хлопотала на кухне, используя все свое кулинарное искусство, чтобы порадовать изголодавшуюся семью. Дома наступил долгожданный праздник. В день приезда Карл Спрогис спрятал в тайник винтовку и патронташ. Наказал родным никому из посторонних не говорить о его появлении — по городу патрулировали жандармы и местные пособники немцев.

Отец вернулся из Петрограда и как председатель солдатского Совета батальона 7-го латышского полка встречался в Смольном с Вацетисом, Подвойским, Дыбенко.

По вечерам, когда окраины Риги были безлюдными, в тесной квартире Карла Спрогиса собирались группами рабочие с «Проводника», демобилизованные по ранению латышские стрелки, русские солдаты, самовольно оставившие окопы. Говорили о создавшемся положении в стране, об организации отпора контрреволюции. Если в комнатушку набивалось много народа, подпольщики по одному уходили в условленное место в лес или на озеро, где продолжалась сходка.