Трагические судьбы - страница 15
Рассказывает Боннэр: «Когда меня тоже приговорили к ссылке, я устроила такой фортель. По положению о ссыльных не лишаешься никаких прав, кроме свободы передвижения. А я инвалид войны, и мне как инвалиду полагались продуктовые заказы. И меня прикрепляют к магазину инвалидов Отечественной войны. Мы с Андреем отправились туда. Там небольшой предбанничек к отделу, где выдают заказы, в котором люди ждут, когда подойдет очередь. Так вот, когда мы там появились, то к нам проявили любопытство, нам стали задавать вопросы, мы — отвечать. Завязалась дискуссия, можно сказать, доброжелательная. Было очень интересно. Мы получили продукты и уехали. Накануне следующей поездки в магазин пришел куратор из прокуратуры и сказал: мы можем не утруждать себя поездками за заказом, нам будут привозить список, из которого можно выбрать все, что пожелаем, и заказ будут привозить на дом. Вот таким образом мы снабжались. Я думаю, что благодаря этому магазину мы питались лучше, чем 99 процентов жителей Горького».
Сахарову запрещено общаться с иностранцами и преступными элементами. С иностранцами он при всем своем желании не смог бы войти в контакт: Горький был для них закрыт плотно, туристические теплоходы не причаливали к пристани, хотя в городе есть достопримечательности, которые стоит посмотреть. Но преступные элементы — как это расшифровать? Да элементарно: любой, кто намеревается войти в квартиру номер 3, и есть подобный опасный элемент.
Из тех, кто жил в Горьком, Сахаровых было разрешено посещать Феликсу Красавину (его с детских лет знала Боннэр), его жене Майе и Марку Ковнеру (с ним Сахаров познакомился еще до ссылки в Москве на одном из научных семинаров). Из Москвы имели право приезжать к ссыльным Руфь Григорьевна, мать Боннэр, и дети Андрея Дмитриевича — Люба, Таня, Митя. Первое время разрешалось приезжать Лизе Алексеевой, невестке Елены Георгиевны. Иным лицам преграждал путь милиционер. Николай Грачев, дежуривший у дверей, припоминает: «Имелся перечень лиц, которым разрешено было приходить к ним в гости. Перед их приходом нам называли фамилию, даже показывали фотографию: вот этому человеку разрешено прийти. Было и так, что говорили: вот этого больше не пускать».
Сахаровы имели право ходить в гости к Хайновским. Юрий Хайновский — дальний родственник Елены Георгиевны. Его дочь Маша Гаврилова, вспоминает: «Еще когда я подходила к дому, могла вычислить, в гостях у нас Андрей Дмитриевич и тетя Люся или нет. Верная примета, что они у нас: в разных местах нашей улицы чернеют три «волги». Собирались за столом, велись интересные разговоры. Мне тогда было 12 лет, а когда они покинули Горький, то почти 20.
Было весело с ними. Тетя Люся всегда что-то вкусненькое из Москвы привозила. Темы разговоров были самые обыкновенные — семья, дети, бытовые проблемы. О политике не заговаривали. Помню, однажды папа спросил у Андрея Дмитриевича: а что такое «черные дыры»? Андрей Дмитриевич серьезно посмотрел на папу и сказал, что ему надо подготовиться, чтобы понятно изложить такую сложную тему. И в следующий раз он прочитал целую лекцию о «черных дырах». Даже я кое-что поняла.
Я не имела представления, чем занимается Сахаров и в чем его вина, за что его сослали. Единственное, что поняла: власти не хотели его законно осудить. Помню, как Андрей Дмитриевич рассказывал, что он настаивал на суде.
Мой папа был очень общительным человеком, у него всегда было полно друзей, но когда мы начали общаться с Андреем Дмитриевичем и Еленой Георгиевной и они стали приходить к нам в гости, то папа предупредил своих друзей: общение придется прекратить, для вас это опасно, ведь многие работали в закрытых учреждениях. Да даже если занимались обыкновенной работой, все равно было опасно. Папа просил их даже не звонить. И уж тем более в гости не приходить. Папа, пока был жив, ни с кем, кроме Сахаровых, не общался.
Андрей Дмитриевич и тетя Люся были интересными людьми для меня, ребенка. Весело проходили праздники с ними. Они тщательно готовились. Всегда с подарками и поздравлением в стихах. На Новый — 1981 — год Андрей Дмитриевич даже нарядился Дедом Морозом: повязал два шарфа, один как борода, а другой как шапка. А тетя Люся изображала Снегурочку. Постучались в дверь: «Я Дед Мороз», — а тетя Люся раздавала подарки».