Трактат об эффективности - страница 72

стр.

, ср. гл.8, «Мо»), мы в конце концов заставим его раскрыть то, что находится в глубине его души: в результате ничего не останется от той маски, за которой он мог бы скрыться. Одновременно следует скрывать свои собственные мысли и намерения, не раскрывать своей стратегии, не показывать, как говорится, своей «двери», играть в его глазах роль призрака и духа (гл.2, «Фань ин»). Хотя речь произносится вслух, выставляется напоказ (ян), зреет же она в тени (инь): «открывая» или «закрывая», манипулируя другими, следует действовать тайно, не афишируя своих планов (гл.1, «Бай хэ»); а когда добиваешься доверительных отношений с другим, чтобы все узнать о нем, естественно, не следует раскрывать перед ним свои карты, стараясь одновременно «делать все необходимое» и «прятать концы» (гл.8, «Мо»).В результате речь должна усилить этот разрыв: другой виден насквозь, а я остаюсь непроницаемым для взора. Как полагают учителя риторики, речь – очень эффективна, но только у того, кто умеет правильно ею пользоваться. Наивно полагать, что это умение заключается в том, чтобы полностью отказаться от общения или использовать обычную ложь, ведь, как уже было показано, симптоматическая природа речи делает это невозможным. Скорее, речь должна быть как можно более искусной, хитрой, изворотливой, полностью реализовать свои функции: я говорю не для того, чтобы что-то сообщить другому, а для того, чтобы заставить его говорить; и слушаю не для того, чтобы следить за мыслью другого, а для того, чтобы внушить ему свое понимание ситуации.

3. Этот пункт становится решающим в стратегии речи: чтобы управлять другим, я должен сообразовывать свои действия с речью другого; можно сказать, что только приспосабливаясь к его логике мышления, и следовательно, подчиняясь ей, мы можем быть уверенными, что сможем им управлять. Важно быть уверенными в себе и суметь осуществить эту стратегию. Или, точнее говоря, если довести парадокс до его логического завершения: мы действуем таким образом, чтобы управлять им (то есть для того, чтобы иметь такую возможность). Является ли это парадоксом или совершенно очевидным фактом? Скорее, это игра в слова, до предела обнажающая мысль и выражающая ее в виде парадокса; и тем не менее, перед нами реальность такого сорта, которую можно увидеть и осознать только после того, как она сформулирована в виде парадокса. В Древнем Китае мысль беспрерывно скользит по поверхности истины, ничего не разворачивая и не уточняя; истина всегда подразумевается, или точнее, о ней можно только догадываться, никогда не возводя ее в принцип и долго не останавливаясь на ней. Она так глубоко скрыта, что существует риск пройти мимо, не осознав всей важности идей, содержащихся в трактате. Об искусстве манипулирования говорится следующее: «Когда я разными высказываниями провоцирую другого на бурную реакцию, я могу настроиться на его мысли и движения его души станут мне понятны; таким образом, следуя [за движениями его души], я имею возможность вести его за собой» (Гуйгу-цзы, комм, к гл.2, «фань ин»). «Вести» его за собой – в полном значении этого слова (му): так пастух ведет свое стадо.

Таким образом, мы отдаляемся от европейского мифа об изначально божественной и героической природе власти. Быть первым, действовать, побуждать – это всегда означает одиночество и ответственность, риск и затрату больших усилий. Однако это – также и ликование, счастье, очарование; но здесь никто не думает об эффективности, а потому все следуют совсем другой логике: логике амбиций и саморазрушения. Ибо получается так, что если здесь и можно стремиться к эффективности, то – как об этом постоянно говорят китайские мудрецы и стратеги, – гораздо полезнее учитывать реальное положение вещей и в соответствии с ним вести себя и действовать. То есть, следуя за реальностью и приспосабливаясь к ней, можно добиться власти и могущества и всего того, что они могут дать.

Очевидно, следует разъяснить те положения, неправильная трактовка которых могла бы привести к непониманию всей концепции: желание постепенно захватить всю инициативу, как в речи, так и на войне, вовсе не означает необходимости изменять данную ситуацию. Напротив, тот, кто пытается это сделать, идет на определенный риск; пролагая «путь», он истощает свои силы, тогда как тот, кто идет по размеченным вехам, не подвергаясь опасности, продвигается вперед свободно и непринужденно, заранее зная, чем руководствоваться. Этот второй человек обладает настоящей властью, тогда как первый не имеет ее. Его поведение становится решительным и последовательным, он добивается беспрекословного подчинения; стараясь приспособиться к другому, он получает возможность незаметно управлять им. Иначе говоря, продолжая плыть по течению, можно добиться гораздо лучших результатов, чем пытаясь самостоятельно проложить путь вперед. Обычно инициатива в меньшей степени проявляется в начале пути, чем в конце; способность к активным действиям можно постепенно развить, она является результатом накопленного опыта. Между тем, инициатива может переходить от одного к другому, а потенциал в таком случае меняет свой знак. Инверсия не будет диалектической, как в случае с Господином и Рабом, даже если здесь и есть некоторое сходство, поскольку здесь происходит постоянное, хотя, возможно, и малозаметное преобразование; никто не осознает этого, даже тот, кого эти изменения касаются в первую очередь, поскольку, действуя сообразно характеру и устремлениям другого, мы незаметно подталкиваем его в нужном нам направлении.