Трансцендентная сингулярность души - страница 10
Тот приостановился, зло поиграл скулами и процедил: «Был полковник. Разжалован». – «За что?» – «За неисполнение приказа». – «Какого?» – «Какая разница! Впрочем, если это согреет твою комиссарскую душу, отвечу: отказался выполнять приказ Верховного о сожжении красных деревень. Доволен?»
Комиссар понял, что собеседник дорожит понятием офицерской чести. Вот почему он не дал растерзать арестованного, а ведёт на расстрел.
Тем временем они вышли за околицу и спустились к оврагу. Всю дорогу поручик шел чуть впереди и курил, а есаул тяжело с одышкой пыхтел, шествуя позади.
Овраг весь сверкал в лучах восходящего солнечного диска, серебрясь капельками росы на траве и паутиной на кустах. Роскошное солнце одаривало собой всё окрест. В деревне сдуру закукарекал петух, чудом оставшийся в живых и при красных, и при белых. Докукарекается… Высоко в небе кружил коршун или ворон. Эх, жизнь! Прощай!
Поручик остановился и приказал: «Нет, не поворачивайся. Стой лицом к оврагу».
Приговоренный услышал за спиной злобный голос есаула: «Ваше благородие, разрешите я его располосую!»
Спина комиссара похолодела, ноги ослабли.
Голос поручика прозвучал как спасение: «Нет. Сначала я разряжу в него обойму, а потом ты добьешь, если что».
Тело приговорённого стало непроизвольно трястись противной мелкой дрожью. Иван сжал зубы и, пытаясь перебороть страх, постарался успокоить сам себя. Держись. Ещё минута. Ничего, все люди когда-нибудь умирают. Не ты первый. Только бы не погибнуть позорно!
Сзади раздался насмешливый вопрос поручика: «Может, есть последнее желание?»
«Чтобы мы победили вас, гадов!» – стуча зубами от волнения и ненависти выпалил комиссар.
Грохнул выстрел. Иван не ощутил боли. Раздались ещё два хлопка. И вновь приговорённый ничего не почувствовал. Стрелявший что – промазал? Не может быть! Иван обернулся.
На траве в двух шагах от него, брюхом вниз, распластался есаул. Шашка зажата в руке, вытянутая к комиссару в последнем зверском усилии. Затылок разворочен в куски. Оттуда обильно текла кровь. Роскошные усы обвисли и обагрились.
Поручик с маузером в руке склонился над убитым и спокойно нравоучительно произнёс: «Вот, Миша, мы с тобой и поквитались за твой донос в Ставку». С этими словами он толкнул сапогом грузное тело в бок. Оно дрогнуло, но не сдвинулось с места.
«Что стоишь? Помоги!», – приказал поручик. Они с усилием столкнули тело в овраг. Оно скрылось на дне в траве и кустах. Туда же вышвырнули есаулову шашку и окровавленную папаху.
Затем они тщательно вытерли руки о траву. Натянуто улыбнувшись, поручик спросил: «Что, Ванька, не узнал меня? А помнишь, как мы в юности спорили и мечтали о новой жизни?»
Иван обалдело уставился на собеседника и, мысленно убрав с него усики, шрам и седину с висков, осознал: это ж Виктор! Лучший школьный друг! Они расстались давным-давно. Виктор тоже был из семьи политических ссыльных. Его отцу неожиданно быстро вышла амнистия, и юношу увезли в Екатеринбург. Ваня лишился хорошего товарища.
А теперь они враги. Иван не знал, что сказать. Виктор угрюмо молчал.
Наконец он прервал молчание: «Уходи оврагом. У тебя в запасе максимум минут пятнадцать. А потом мои ребята начнут тебя искать. И тогда, если найдут, не взыщи».
Комиссар спустился вниз, обойдя то место, где в густой высокой траве скрылось могучее тело есаула. Сначала он брёл кое-как, ноги не слушались. Потом прибавил ходу и, наконец, побежал, обламывая хрусткие стебли. Достигнув опушки леса, Иван понял, что будет жить.
Интересно, а как Виктор сможет оправдаться перед соратниками? За побег пленного и убийство есаула его, как минимум, должны привлечь к суду. Впрочем, с юности Витька отличался хладнокровием и сообразительностью. Как-нибудь выкрутится…
Прошел год. Советская власть установилась по всему Уралу и Сибири. Кое-где ещё бродили по лесам недобитые белые банды, но уже было ясно, чья взяла.
Иван стал начальником отдела ЧК в Екатеринбурге.
Однажды в его кабинет ввели офицера. Это был Виктор. Он был задержан при разгроме небольшой банды под Верхотурьем. Отстреливался до последнего патрона. Когда его схватили, умудрился пырнуть ножом двоих чекистов и сбежал. Был пойман через неделю случайно, когда вечером, выйдя из леса, перебирался через железнодорожные пути. Это всё было описано в бумаге, которую принёс конвоир.