Трассирующие строки - страница 2

Раздражался Яшин еще и потому, что в Сталинград он был направлен выпускать многотиражную газету. Он умел это делать, выпускал на Ленинградском фронте «Залп балтийцев», но считал, что должен быть просто писателем, фронтовым поэтом. «Политотдельцы никак не хотят понять, — на страницах дневника Яшин порой словно жаловался самому себе, — что работа писателя, если он истинный труженик, требует напряжения всех сил, и она больше, чем работа любого начальника ПО. Ею нельзя заниматься по совместительству, если не быть любителем. А работа эта нужна войне больше, чем работа редактора многотиражки, которую может нести любой».

На Ленинградском фронте Яшин был несколько месяцев освобожденным писателем. То есть, уходил на передовую, встречался с краснофлотцами, писал стихи и читал их в окопах. Знал, что слово поэта ярче и острей, чем газетная статья. Поэту не надо, набрав материал, бежать в тыл, в свою редакцию, чтоб назавтра появилась заметка. Поэт мог остаться в окопах, принять бой, а затем где-нибудь в холодном политотдельском помещении несколько дней подряд писать стихи, рифмуя имена своих героев. Потом прочесть им же — если живы к тому времени.

К началу сорок второго года у Яшина был уже военный цикл. Стихи, конечно, должны настраивать бойца на победу. И певцы-поэты были всегда, во всех армиях. Яшин старался найти сюжет, поворот темы, так, чтобы вместе с призывом-заклинанием в стихотворении ощущалось простое человеческое тепло и товарищеская улыбка. Бойца надо и в бой позвать, и успокоить, и неустрашимым сделать, и оставить надежду. Яшин старался писать просто, доходчиво. Правда, доходчивость часто переходила в прямолинейность. И он это видел сам.

Грубовато, конечно, в лоб. Но в этом же стихотворении Яшин словно спохватился:

Назначение на Волгу Яшин воспринял как заслуженную путевку на курорт. Под Ленинградом у него обострился туберкулез, чуть не всю зиму Яшин провалялся в госпиталях, теперь ослабленному организму требовался другой климат.

42-й год был объявлен годом неизбежной победы над фашизмом, это объявлено было Сталиным, подхвачено всеми. Сам Яшин 1 января 1942 года писал:

В то, что на Волге придется воевать всерьез, Яшин не верил. Да и никто не верил. 22 июня, в годовщину начала войны, по радио объявили: потери Германии — около 10 миллионов человек, у нас — 4,5 миллиона. Немцы выдохлись.

Об этом говорили каждый день, это даже раздражало. Но к середине лета сводки с фронтов к ликованию уже не располагали. А 7 августа в Ульяновский отряд пришло официальное извещение: Волжская флотилия имеет потери. Взорван бронекатер, на котором погиб заместитель командующего флотилией контр-адмирал Хорошихин.

Как же так? Бои где-то в районе Харькова и Ростова, немцы Дон не взяли, а потери на Волге?

Потери появились от авиабомбежек и донных мин, которые бросают на фарватер Волги немецкие самолеты. Задача военной флотилии — обеспечить беспрепятственное судоходство по Волге. Так объяснили политотдельцам старшие командиры.

Особой заботой флотилии становилась сталинградская бригада кораблей. Туда и направлялся старший политрук, поэт Александр Яковлевич Яшин. Надо было еще добраться до Сталинграда на этом сером, неуклюжем пароходе.

Военно-морскую форму выпускник литературного института Александр Яшин получил по разнарядке. На Балтике воевал в составе берегового соединения. Считал себя моряком, но в кораблях ничего не понимал. Осадка груженой баржи намного больше, чем пассажирского парохода. Да и мины действуют не так, как думает старший политрук Александр Яшин.