Травести - страница 10
Карр. Есть что-нибудь интересное?
Беннетт. В Санкт-Петербурге Временное правительство заявило о своем намерении продолжать войну до победного конца, чем завоевало симпатии правительств стран Антанты. Однако комитеты рабочих депутатов, так называемые Советы, считают войну империалистической авантюрой, которая ведется вопреки интересам рабочего класса воюющих держав. Тех, кто поддерживает эту авантюру, Советы заклеймили выражением, которое переводится на английский примерно как «лизоблюдствующие прислужники буржуазии». По моему мнению, такая грубость неуместна и излишня…
Карр (томно). Боюсь, что меня не слишком интересует ваше мнение, Беннетт…
Беннетт (извиняясь). Оно действительно не представляет особенного интереса, сэр. Однако следует отметить, что в рядах левых нет подлинного единства. Существует и более экстремистская позиция, которой придерживается партия большевиков. По их мнению, российская ситуация обладает рядом уникальных особенностей, которые Маркс не мог предвидеть, а посему буржуазно-капиталистический этап в российской истории завершился в течение нескольких последних дней и теперь настало время для пролетарской революции. Но большевики представляют в Советах незначительное меньшинство, а их вождь, Владимир Ульянов, известный также как Ленин, находится в изгнании со времени неудачной революции тысяча девятьсот пятого года и в настоящее время проживает в Цюрихе.
Карр. Ну, разумеется!
Беннетт. Да, сэр. С вашего позволения я процитирую Ларошфуко: «Quel pays sanguinaire, même le fromage est plein des trous».[7] Ленин отчаянно пытается вернуться в Россию, но союзники, естественно, всячески препятствуют ему в этом. Поскольку Ленин в настоящий момент является чуть ли не единственным представителем большевистской ортодоксии, которую, несомненно, он сам и создал, с его взглядами в Санкт-Петербурге никто особенно не считается. Даже самый отчаянный любитель пари не поставил бы на то, что точка зрения Ленина возобладает больше чем один к миллиону. Однако предполагается, что именно вы поможете ему вернуться на родину.
Карр. Я помогу ему вернуться на родину?
Беннетт. Телеграмма от министра. (Поворачивается, чтобы покинуть кабинет?)
Карр. Один к миллиону.
Беннетт. Я бы поставил на него фунт, сэр.
Карр. Вы его знаете?
Беннетт. Разумеется, сэр. И, чтобы развеять ваши сомнения, скажу, что, по мнению лондонских газет, в действительности нам следует опасаться Керенского. (Выходит?)
Карр (в сторону). Беннетт начинает проявлять тревожащую меня склонность к иронии. Я всегда полагал, что ирония у низших классов общества есть симптом пробуждения социальной ответственности, хотя в настоящий момент еще трудно сказать, к чему это в конечном итоге приведет – то ли к вооружейному восстанию с захватом средств производства, распределения и товарообмена, то ли к расцвету либеральной журналистики.
Беннетт (входя). Мистер Тцара.
Входит Тцара, Беннетт удаляется.
Карр. Как поживаете, дорогой Тристан? Что привело вас сюда?
Этот Тцара (поскольку будут и другие) выглядит как ходячая пародия на румына. Появление его может сопровождаться соответствующей музыкой.
Тцара (полон энтузиазма, говорит с чудовищным румынским акцентом). Развлечения, развлечения! А что же еще? Как всегда, жуете, Генри? Эй, эй, к чему тут все эти чашки и все такое? Кого вы ждете к чаю? Надеюсь, это Гвендолен! Я люблю ее, Генри! Я приехал сюда на трамвае с намерением сделать ей предложение – ого-го!
Беннетт (входя). Мисс Гвендолен и мистер Джойс.
Входят Гвендолен и Джеймс Джойс. Беннетт остается у двери. Гвендолен и Тцара пристально смотрят друг на друга, но этого никто не замечает, потому что в тот же момент начинает говорить Джойс.
Джойс. Я – Джеймс Августин Джойс, всем привет!
И живу здесь уж много я лет,
извиняюсь за вид и поспешный визит,
но мне нужен ваш мудрый совет…
Этот Джойс выглядит как ходячая пародия на ирландца. Дальнейшая сцена написана лимериками.
Карр. Извините… как все же вас звать?
Джойс. Матерь божья!.. Ну что ж, объяснять,
Видно, все мне придется сначала…
Тцара. Ах, мисс Карр?
Гвендолен. Вы пришли, мистер Тцара?