Травинка на холодном ветру - страница 23
«Я хочу войти». – Мысленно произнесла Милена. В ответ на это требование мелодичный женский голос сообщил: «Визуальный образ отсутствует в базе данных. Образец голоса отсутствует в базе данных. Извините. Доступ закрыт».
– Ах ты дрянь! – Выругалась девушка, на какой-то миг вспомнившая, что она – баронесса фон Кифернвальд и не привыкла к отказам со стороны неизвестно кого. – Ещё извиняется…
– Что случилось, милая?
– Эта дверь открывается только перед определёнными людьми. Перед теми, чей образ и голос помнит замок.
– Наверное, здесь наложены какие-то сильные чары. – Предположила Аделинда.
– Да. – Вздохнула Милена. – Они называются «система распознавания личности». Нам не открыть эту дверь.
– Мне кажется, ты слишком рано сдалась, милая. Когда сталкиваешься с чем-то необычным, нужно хорошенько это изучить. Сможешь понять, в чём суть, значит справишься. Если не сможешь, тогда придётся признать себя побеждённой.
– Хорошо, – без особого энтузиазма сказала девушка и снова вышла в тонкий мир.
Помня наставления знающей, она принялась осматривать приёмное устройство замка. Оглядывая его со всех сторон, Милена заметила тонкую, словно паутина нить, проходившую прямо сквозь камень. Когда она коснулась её пальцами, то возникло такое чувство, что рука погрузилась в горный ручей, и ощущает напор воды. Поток тянул её за собой, и девушка не стала сопротивляться. В мгновение ока она оказалась в маленькой наглухо закрытой комнате. Источника слабого рассеянного света нигде не было видно. Пытаясь его отыскать. Милена отметила интересную особенность – ни один предмет в комнате не отбрасывал тени, в том числе она сама.
«Наверное, это склад, – подумала девушка, разглядывая ряды стеллажей. – Странные какие-то, будто сотканные из той же самой паутинной нити».
Она протянула руку, чтобы коснуться лежавших на полках предметов, выглядевших, как стопки книг с названиями на неизвестном языке. Пальцы почувствовали неприятное покалывание, а свет в комнате задрожал и несколько раз мигнул. Милена отдёрнула руку и попятилась от этой полки. Оказавшись в соседнем проходе, она повернула голову и едва не взвизгнула, встретив взгляд чьих-то глаз. Это оказался портрет незнакомого мужчины, и рядом с ним на полке стояло ещё несколько портретов. Изображения были очень реалистичные, как в информатории, только не объёмные, а плоские. Девушка насчитала восемь портретов, на двух из которых изображались женщины разного возраста. Обе удивляли странной короткой стрижкой, а та, что выглядела помладше, вообще казалась лысой. У неё отсутствовали брови, и на их месте прямо сквозь кожу были продеты с десяток маленьких разноцветных колечек.
«Представляю, во что эта девица одета, – усмехнулась Милена, – жаль, что на портретах только лица. Это ж надо так над своими бровями издеваться. Даже дикари ничего подобного не делают».
Она захотела рассмотреть портрет вблизи и решила снять его с полки. Как только её рука коснулась изображения, весёлый женский голос запел:
Mary had a little lamb,
Its fleece was white as snow;
And everywhere that Mary went,
The lamb was sure to go 1
Милена хорошо знала эту песенку, которую часто слышала от крестьянских детей. Никому из взрослых не пришло бы в голову её напевать, но от такой странной особы можно было ожидать чего угодно. Девушка пожала плечами и дотронулась до портрета другой женщины. Тихий, без какой-либо эмоциональной окраски, голос произнёс: «One, two, three, four, five, six, seven. Sample voice Judy Carter» 2
«Визуальный образ… Образец голоса… Получается, что это портреты людей, которым разрешён вход. Как интересно». Милена коснулась изображения мрачноватого, плохо выбритого мужчины. Тембр его голоса очень точно соответствовал недовольному выражению лица: «Эй, а почему у вас музейные экспонаты вместо нормального оборудования? У меня создалось впечатление, что подобное использовали на заре цивилизации. Зачем тогда…» На этом месте запись обрывалась. Девушка не ожидала, что мужчина будет говорить на её родном языке. Она прослушала образец голоса ещё раз и отметила своеобразное произношение. Так никто не говорил ни в Кифернвальде, ни в Остгренце. Мужчина со следующего портрета не произнёс ни единого слова. В качестве образца его голоса прозвучало насвистывание простенькой мелодии.