Травля русских историков - страница 20
.
«Чистка» Академии сопровождалась хорошо скоординированной с работой Комиссии Ю. П. Фигатнера кампанией ленинградских газет. Так, 28 августа 1929 года в «Ленинградской правде» была опубликована заметка «Академические анекдоты», содержащая грубые нападки на Пушкинский Дом, по настоянию которого Академия наук приобрела в 1928 году картотеку известного ученого-пушкиниста Б. Л. Модзалевского. Вопреки фактам автор заметки утверждал, что на самом деле картотека была якобы уже давно завещана Б. Л. Модзалевским Академии наук, и, приобретая у наследников уже принадлежавшее ей имущество, она занимается разбазариванием государственных средств>{121}.
С. Ф. Платонов, приступив в начале сентября к делам, был раздражен тем, что «какой-то полуинтеллигент прислан осуществлять чистку Академии наук» и что этот «полуинтеллигент» — Ю. П. Фигатнер — выступал докладчиком на Общем собрании Академии. Саму же «чистку» Платонов рассматривал как «наскок» на Академию, а приемы ее и вовсе находил возмутительными>{122}. Тем временем в начале октября Комиссия Ю. П. Фигатнера возобновила свою работу, а в конце того же месяца произошли события, оставившие тяжелый, неизгладимый след не только в биографии С. Ф. Платонова, но и во всей нашей науке.
«Красная газета» сообщала, что 19 октября в Правительственную комиссию НК РКК СССР по проверке аппарата Академии наук «поступили заявления от ряда сотрудников Академии о том, что в некоторых ее учреждениях, таких как Пушкинский Дом, Археографическая комиссия и др., находятся документы большого политического значения». В ходе предварительного расследования, проведенного председателем Правительственной комиссии членом Президиума ЦКК ВКП(б) Ю. П. Фигатнером, полученные сигналы подтвердились>{123}.
Там в одной из комнат рукописного отделения (№ 14) были обнаружены нигде не зарегистрированные списки лиц, получавших «особое вознаграждение за борьбу с революцией». Затем членам Комиссии был предъявлен запечатанный пакет. В нем находился конверт с пометкой «Г. Е. Старицкий, № 607» (брат жены академика В. Н. Вернадского). В конверте оказались подлинные экземпляры отречения от престола Николая II (его подпись была засвидетельствована министром двора Фредериксом) и его брата, великого князя Михаила. «В распоряжении правительства, — подчеркнул Ю. П. Фигатнер, — этих документов не было».
Среди других документов, обнаруженных членами комиссии в Рукописном отделении БАН, были материалы Департамента полиции, корпуса жандармов, царской охранки и контрразведки.
Опечатав помещение Библиотеки, где были обнаружены эти документы, члены Правительственной комиссии отправились в Пушкинский Дом. Здесь они обнаружили переписку Николая II с петербургским генерал-губернатором Д. П. Треповым по поводу событий 9 января 1905 года, архив бывшего московского губернатора и шефа жандармов В. Ф. Джунковского, материалы бывшего царского посла в Лондоне В. Д. Набокова.
Еще более интересные документы были обнаружены в Археографической комиссии: архив ЦК партии конституционных демократов, архив ЦК партии социалистов-революционеров, архив Объединенной социал-демократической организации Петербурга, списки членов Союза русского народа, шифры жандармского управления, дела провокаторов, материалы Учредительного собрания и комиссии по его роспуску, часть архивов П. Б. Струве и А. Ф. Керенского. «Некоторые их этих документов, — писала газета, — имеют настолько актуальное значение, что могли бы в руках советской власти сыграть большую роль в борьбе с врагами Октябрьской революции как внутри страны, так и за границей»>{124}.
В тот же день, 21 октября, Ю. П. Фигатнер телеграфировал о своих находках в Москву и просил о создании «специальной правительственной комиссии из трех человек под председательством Фигатнера для расследования несдачи материалов Академией наук. Это может помочь, — подчеркивал он, — вскрыть нам очень многое»>{125}.
Решением Политбюро ЦК ВКП(б) такая комиссия была создана. Помимо самого Ю. П. Фигатнера (председателя) в нее вошли члены коллегии ВЧК А. Х. Петерс и Я. С. Агранов