Третье лето Союза «Волшебные штаны» - страница 20

стр.


— Тиб, прости, что столько раз звонила. Это Ленни. Я так и думала, что все будет хорошо. Можно мне прийти завтра? Держись там. Мы тебя любим. — Би-и-ип.


— И она была близко-близко, и я так хотела залезть! — дрожа от возбуждения, рассказывала Катрина, лежавшая на груде подушек. Она еще плохо соображала после наркоза, но все равно хотела поведать Тибби и Ники о своем приключении.

Тибби внимательно слушала и кивала, но сердце ее разрывалось от боли: у Катрины была широкими бинтами перевязана голова, а тело, руки и ноги покрывали многочисленные синяки.

Самое удивительное было в том, что Катрина этого не замечала.

— Но я не доставала до ветки… И тогда решила вылезти из окна. — Катрина опустила глаза. — Знаю, так нельзя, но я же почти совсем уже добралась. А потом, — она быстро взглянула на Ники, — я упала.

Ники с восхищением смотрел на сестру. Еще бы! Раньше она никогда не совершала ничего столь замечательного.

— На землю? — спросил он восторженно.

— Сначала я забралась на подоконник, — объяснила она. — А пальцы очень заболели. И я хотела залезть обратно.

Ники слушал, широко раскрыв глаза и не мигая.

— Я не смогла и прыгнула тогда на кусты.

— Ничего себе, — прошептал Ники.

— А они не очень мягкие, раз я сломала голову, — философски заключила Катрина.

— Катрина! — Тибби больше не могла все это слушать. Она отвернулась, чтобы не расплакаться. Потом прилегла на кровать, взяла в руки Катринины босые ножки и попыталась улыбнуться. — Малыш ка, ты знаешь, что ты очень смелая и сильная? — Она повернулась к Ники: — Ведь правда? — Тибби знала, что похвала из уст Ники для Катрины важнее всего.

— Да! — очень серьезно произнес Ники.

— Но пообещай, что больше никогда ничего такого делать не будешь.

— Обещаю. Я уже обещала маме и папе.

Тибби прижала маленькие ступни сестренки к своим щекам и закрыла глаза. Ее переполняли самые противоречивые чувства — облегчения, неясности, вины. Тибби глубоко вздохнула и сглотнула слезы.

— Брайан! — закричала Катрина, слишком громко и бодро для девочки, которая несколько часов назад упала из окна.

Тибби подняла глаза. Только этого не хватало.

Было видно, что Брайан очень переживает случившееся, но тем не менее он улыбнулся и осторожно обнял Катрину.

— Ну что же, Китти-Кэт, от тебя ничего не отвали лось. Так что выше нос.

— Я упала из Тиббиного окна! — радостно похвасталась Катрина.

Брайан искоса взглянул на Тибби, и в его взгляде читалось беспокойство.

— Я знаю.

Интересно, откуда он знает, подумала Тибби. И как это похоже на него — примчаться в больницу!

Тибби отпустила Катринины ножки и посмотрела на Брайана: он волновался не только за Катрину, но и за Тибби, хотел, чтобы она не чувствовала себя виноватой и обязанной ему. И еще хотел — Тибби так казалось — дать ей понять, что все, что произошло между ними, произошло на самом деле и он не отказывается от сказанных в тот вечер слов.

Тибби тоже кое-чего хотела. Совсем немногого: чтобы все было как раньше.


Кармен лежала на кровати и думала о Катрине, Тибби и о многом другом. Мама уже легла спать, хотя они поужинали всего час назад. Дэвида еще не было дома.

Дэвид адски много работал. Наблюдая за ним, Кармен поняла, что никогда в жизни не станет юристом. Раньше Дэвид каждый день ужинал дома, но в последний месяц возвращался не раньше одиннадцати и продолжал отвечать на бесконечные звонки по мобильному. Несколько раз он отправлялся на работу, как обычно, рано утром, а приходил только на следующее утро, принимал душ и опять уходил. Кармен всегда подозревала, что те, кто так много работают, просто не хотят находиться дома, но к Дэвиду это не относилось. Он страстно желал постоянно быть с Кристиной, и Кармен знала, как Дэвид переживает из-за каждого пропущенного ужина.

По словам Кристины, у Дэвида было «важное дело» — одна огромная компания объединялась с другой, — которое он хотел завершить до появления малыша. Поэтому и работал двадцать часов в день.

Кармен изучала потолок, испорченный выцветшими наклейками, которые она наклеила, когда ей было восемь лет. Следовало издать закон, запрещающий маленьким детям портить стены и потолки в своих комнатах, особенно всякими наклейками. Ну почему восьмилетняя Кармен не подумала о себе семнадцатилетней?