Третье лето Союза «Волшебные штаны» - страница 26

Лена выглядывала из окна автобуса, и настроение у нее было очень даже неплохое. Она забралась с ногами на сиденье, радуясь тому, что получила наконец Штаны. Лена провела чудесный день в Художественной школе: во-первых, она впервые за долгое время работала в Штанах, а во-вторых, поняла, что действительно делает успехи.

Лена вспоминала последнее задание — новая модель, Мишель, позировала двадцать минут. У нее были круглые бока и непропорционально длинные руки, правда, Лена никогда не рассматривала моде лей с точки зрения общепринятых норм. Главное, что Мишель было интересно рисовать. Лена смотрела на пробегающие мимо дома, но видела локти Мишель.

Лена была рада и тому, что проехалась в автобусе, и тому, что немного погуляла, прежде чем пойти домой, и мягкому догорающему закату. Ей казалось, что волшебство Художественной школы еще с ней.

Но ощущение это пропало, как только она переступила порог дома.

— Где ты была? — С этим криком на нее набросился папа. Он даже не переоделся, придя с работы, и был вне себя от злости.

Лена молчала, потому что поняла: папа знает, где она не была.

— Я зашел в ресторан по пути домой, чтобы узнать, как у тебя дела, но тебя там не оказалось.

Лена покачала головой. Сердце у нее сжалось от страха.

— Ты ведь не работаешь в вечернюю смену, да? Лена снова покачала головой.

— Ты ходишь в Художественную школу, да?

К чему было отрицать что-либо? Было одно правило, не вошедшее в Кодекс Союза «Волшебные Штаны», но Лена чувствовала, что оно существует: нельзя врать, когда на тебе Штаны.

— Да, — выдохнула она.

Папа побледнел от гнева, и глаза его сузились. Этого-то Лена и боялась.

С детства она и Эффи знали, что, когда у папы та кой взгляд, им грозят крупные неприятности. С тех пор как Валия приехала в Америку, он все чаще вы ходил из себя.

Из гостиной вышла Ленина мама, явно напуганная происходящим.

— Давайте спокойно все обсудим. Джордж, может, переоденешься перед ужином? — А ты, Лена, садись за стол. — Она оттащила мужа от дочери, как тренер оттаскивает разъяренного боксера обратно в угол.

Лена побежала в свою комнату и закрыла дверь. Подождала, чтобы понять, надо ли плакать. Две слезы капнули на Штаны. Щеки горели, и сердце готово было выпрыгнуть из груди.

Ужин прошел на удивление спокойно. Эффи ушла к подруге, а Валия, как всегда, чем-то возмущалась. По крайней мере, обстановка была привычной.

Потом Лена осталась с родителями в столовой.

Папа, казалось, немного остыл, но было очевидно, что он принял какое-то ужасное решение.

— Я все обдумал, Лена.

Она подсунула под себя ладони.

— Меня очень расстроило то, что ты нам врала.

Вдох. Выдох.

— Ты знаешь, что я никогда не одобрял твое решение поступать в Высшую школу живописи, — продолжал он. — Это дорого, бесперспективно, и после четырех лет обучения ты вряд ли найдешь работу. Сама подумай, нельзя сделать хорошую карьеру, будучи художником. Лена посмотрела на маму: Ари была в полной растерянности. С одной стороны, она соглашалась с мужем, с другой — нет.

— А побывав в твоей Художественной школе, я окончательно убедился в своей правоте. Это не подходящая обстановка для молоденькой девушки. Может, какие-то отцы сочли ее допустимой для своих дочерей, но не я. — Хорошо хоть, что он не повышал голос. — Я уже все сказал маме. Я не поддерживаю твоего решения, и мы не будем платить за учебу в Высшей школе живописи. За обычный университет — да, но не за этот.

Лене показалось, будто ее ударили кувалдой по голове.

— Не слишком ли поздно ты передумал?

— Думаю, ты еще успеешь куда-нибудь подать документы. У тебя хорошие оценки, и некоторые университеты до сих пор принимают заявления. А если не получится, останешься дома, поработаешь и поступишь на будущий год.

«Я скорее умру!» — хотела закричать Лена, но сдержалась. Зачем что-то доказывать? Можно подумать, ему важны ее чувства.

Отец мстил ей за непослушание, делая вид, что руководствуется исключительно здравым смыслом.

Лена вынула из-под себя ледяные руки, медленно поднялась и вышла из комнаты. Папа вряд ли услышал бы ее слова, и она сомневалась, что он услышит молчание.