Третий фронт. Секретная дипломатия Второй мировой войны - страница 37

стр.

Запомним эту любопытную деталь: эсэсовец — сотрудник ИТТ, американский делец — друг эсэсовского бригадефюрера! Пойдем дальше по запутанным тропинкам тайной дипломатии лета 1939 года. Именно в распоряжении Шпитци оказался документ Вольтата, адресованный не кому иному, как его сиятельству принцу Максу-Эгону Гогенлоэ.

…В 1938 году «тайнодипломатическая» карьера принца Макса отнюдь не закончилась. Его знакомство с сэром Уолтером Рэнсименом и двумя его спутниками из Форин офиса — отставным полковником Кристи и Фрэнком Эштон-Гуэткином высоко оценили в Берлине, и для этого были веские основания. Кристи хорошо знали, но не как «отставного полковника» из Форин офиса, а как полковника действительной службы и начальника немецкого отдела Интеллидженс сервис. Эштон-Гуэткин возглавлял экономический отряд Форин офиса и в этом качестве был решающей фигурой в игре «мюнхенцев» — с той и другой стороны.

Эштон-Гуэткин сыграл роль и в тайном контакте Геринга с Рэнсименом в 1939 году. Именно ему Лесли Рэн-симен поведал всю историю о том, как его пригласил приехать на уик-энд в Германию принц Макс и как принц предложил ему «заглянуть» к Герингу. Свой отчет Рэнси-мен представил Эштон-Гуэткину, а тот, в свою очередь, доложил о предложениях Геринга Галифаксу и Чемберлену.

Однако принц Макс в эти бурные дни играл не только пассивную роль посредника между Герингом и Рэнсименом. О его деятельности мне помог узнать тот же Рейнхард Шпитци, располагающий архивом Гогенлоэ. О том, как они стали друзьями, — речь впереди, а сейчас нам важен 1939 год.

Вот первый документ. Это меморандум, составленный принцем Гогенлоэ на имя весьма влиятельного в рейхе человека — личного представителя министра иностранных дел при ставке посланника Хевеля. Хевель, давний сподвижник Гитлера, имел прямой доступ к фюреру. Именно Хевелю принц Макс доложил о своих впечатлениях от поездки в Лондон 3–4 мая 1939 года.

Меморандум начинался с перечисления лиц, с которыми принц беседовал: неназванный член правительства, дипломаты сэр Роберт Ванситтарт[16] и Франк Эштон-Гуэткин, лорд Астор, герцог Кент, т е. сливки лондонского общества. Как сообщал принц, он убеждал своих собеседников в необходимости «мирно удовлетворить естественные и жизненно важные требования Германии», касающиеся Польши; он предлагал также «воздействовать на Польшу» и задуматься о «возможности заключения пакта». В свою очередь, его английские собеседники говорили о «базисе для Европы, состоящем в длительном мире между двумя равноценными и мощными державами». Так, Ванситтарт заявил:

— В общем и целом, на земном шаре есть много пунктов, где Англия и Германия могут сотрудничать в экономическом отношении, например на Дальнем Востоке; есть общие интересы и в Испании!

Вслед за этим сэр Роберт, вспомнив о Мюнхене, сказал:

— Можно было бы двинуться дальше!

Предложение более чем прозрачное! Когда же принц, доложив о нем Хевелю и Гитлеру, снова очутился в Лондоне 10–14 июня, то сформулировал свои впечатления в очередном меморандуме. Вступительный абзац гласил: «Нервозность в Англии не спала. Существует большое желание избежать войны из-за Данцига или польского вопроса. По возможности хотят избежать потери престижа. По поводу союза с Россией мнения расходятся, в успехе сомневаются. Сомневаются, выгоден ли такой союз для Англии. Непривлекательно даже экономическое соглашение… Предполагается, что после выяснения русского вопроса Чемберлен сделает заявление, опровергающее тезис «окружения» и предвещающее далеко идущее взаимопонимание с Германией».

Есть все основания полагать, что английские собеседники принца излагали подлинные намерения Чемберлена. Ведь 6–8 июня состоялись первые беседы Вольтата с Вильсоном в доме того же герцога Вестминстерского, с которым встречался и принц. Под «выяснением русского вопроса» подразумевался отказ от союза с СССР. В свою очередь, эмиссары Гитлера не раз требовали от Чемберлена открыто отказаться от «политики окружения», т. е. от коллективной безопасности. Ведь не случайно с английской стороны был задан вопрос:

— Можно ли в определенный момент устроить абсолютно секретную беседу с ответственными деятелями в Германии? С этой целью человек, владеющий немецким языком, прибыл бы в Германию.