Третий секрет - страница 26

стр.

— Тебе трудно в это поверить, — сказала она, — но чтобы совершить революцию, не надо накладывать грим перед камерами, рассылать пламенные речи по Интернету и даже не нужно укладывать в койку женщину. Революция — это всегда кровь.

— Времена изменились.

— Церковь так легко не изменишь.

— Ты видела, сколько там было журналистов? О трибунале будут говорить во всем мире. Люди выступят на мою защиту.

— А если всем все равно?

— На наш сайт ежедневно заходит более двадцати тысяч человек. Интерес огромен. Словами можно добиться многого.

— Пулями тоже. Тогда, перед Рождеством, я была там, где румыны гибли, чтобы сбросить и поставить к стенке диктатора и его стерву жену.

— Если бы тебя попросили, ты смогла бы выстрелить в них?

— Не моргнув глазом, — пылко ответила она. — Они надругались над моей родиной. Страсть, Том. Вот что движет всеми революциями. Глубокая, безудержная страсть.

— Так что ты собираешься ответить Валендреа?

Она вздохнула:

— У меня нет выбора. Придется согласиться.

Он усмехнулся:

— Выбор есть всегда. Я правильно понимаю, это ведь еще и возможность начать все сначала с Колином Мишнером?

Она почувствовала, что зря так много рассказала ему о себе. Он обещал, что все это останется между ними, но она начинала беспокоиться. Разумеется, Мишнер совершил свой проступок много лет назад, но и сейчас любые подозрения, не важно, оправданные или нет, могут стоить ему карьеры. И все же она никогда ни в чем не сознается, хотя ей и неприятно вспоминать о его тогдашнем решении.

Несколько секунд она лежала неподвижно, глядя в потолок. Валендреа сказал, что вся эта история может повредить будущему Мишнера. Так что если она может помочь ему, к тому же не без пользы для себя, почему нет?

— Я поеду.

— Ты лезешь в логово змей, — беззлобно сказал Кили, — но ты в состоянии бороться с дьяволом. Вроде Валендреа. Он просто амбициозный негодяй.

— А ты в состоянии это определить, — не удержалась Катерина.

Его рука скользнула по ее обнаженному бедру.

— Пожалуй, да. Но я умею не только это.

Его самоуверенность не знала границ. Как будто его ничто не волновало. Ни утренние слушания перед всеми этими неприступными прелатами, ни перспектива лишения сана. Не это ли бесстрашие и привлекло ее в Кили? Но в то же время она начала терять интерес к нему. «Он когда-нибудь дорожил своим саном?» — подумала она вдруг. У Мишнера было одно прекрасное качество — его искренняя приверженность вере. А чувства Кили были сиюминутны. Хотя кто она такая, чтобы судить?

Она сошлась с ним из эгоистических побуждений, и он, разумеется, это понял и пользовался этим. Но теперь все будет иначе. Она только что говорила с государственным секретарем Святого престола. Он дал ей поручение, открывавшее перед ней огромные возможности. И действительно, как и сказал Валендреа, к ней снова проявят интерес те издательства, которые отказались от ее услуг прежде.

Она ощутила странную дрожь во всем теле.

Все неожиданные события этого вечера подействовали на нее возбуждающе. В голове проносились мечты о блестящем будущем. И поэтому только что пережитая близость показалась ей чем-то гораздо большим, чем простое физическое удовлетворение, — теперь она жаждала пережить нечто более захватывающее.

Глава X

Италия, Турин

9 ноября, четверг

10.30

Мишнер вглядывался сквозь иллюминатор вертолета в лежащий под ним город. Турин был как будто покрыт легкой дымкой, а яркое утреннее солнце пыталось прогнать туман. Дальше простирался Пьемонт, уголок Италии, уютно устроившийся рядом с Францией и Швейцарией, плодородная равнина, окруженная альпийскими вершинами, глетчерами>[7] и морем.

Рядом с ним сидел Климент, напротив — двое охранников. Папа приехал на север, чтобы благословить Святую Туринскую плащаницу, прежде чем эту реликвию снова заключат в запасники. В этот раз ее открыли для обозрения после Пасхи, и Климент должен был присутствовать на открытии. Но пришлось совершать заранее запланированный официальный визит в Испанию. Поэтому было решено, что Папа прибудет на закрытие реликвии, чтобы засвидетельствовать свое преклонение перед ней, как веками делали все папы.