Третья дорога - страница 50
Я не спеша пересек двор, вошел в нашу парадную… И тут вдруг меня охватило такое беспокойство, такой страх за отца… Я побежал наверх, перепрыгивая через ступеньки, на бегу нащупывая в кармане ключи.
Я торопливо распахнул дверь, пробежал по коридору. В кабинете отца горел свет.
Отец сидел за письменным столом и читал. Конечно, он слышал мои шаги, но не обернулся.
— Папа, это я, — сказал я виноватым голосом. — Как ты себя чувствуешь?
— Хорошо, — сказал он.
Я знал: даже если ему плохо, даже если он болен, теперь он ни за что не признается в этом.
Я видел, что он недоволен, что он рассержен. Когда он сердится, он может молчать хоть целый день, слова из него не вытянешь, только «да», «нет», «хорошо», «ладно». Может быть, права все-таки моя тетка, когда говорит, что у отца ужасно трудный характер.
Я постоял еще немного, но отец по-прежнему читал журнал, он словно забыл обо мне, меня словно не существовало.
«Ну и пусть, — подумал я. — Ну и пусть. В конце концов, что я такого сделал?»
Глава 10. Мы же товарищи!
Зима долго не начиналась в этом году. Все время шел мокрый снег или дождь, каждый день непогода загоняла нас в подъезд или в квартиру Эрика. Ко мне ребята почему-то не хотели идти — наверно, побаивались моего отца.
Мы томились от скуки, ждали, хоть бы поскорее лег снег, тогда бы можно было махнуть за город на лыжах. Однажды заглянул к нам во двор Алик, по своему обыкновению рассказал что-то восторженное о своей новой школе, о каких-то кружках, о клубе «Алые паруса»… Мы его слушали без особого интереса — во-первых, мы прекрасно знали его способность вечно преувеличивать и восторгаться, а во-вторых, какое нам было теперь дело до его школы, нас-то она не касалась ни с какого боку.
Как-то Вадик вытащил из кармана колоду карт, развернул ее веером, потом, точно фокусник, одним щелчком снова превратил веер в ровненькую колоду.
— Ну, с кем сыграем? Ну, с кем? — посмеиваясь, спрашивал он. — Ставлю полтинник. Ну, с кем?
Мы тоже посмеивались, глядя на него, еще не зная, обратить его предложение в шутку или принять всерьез.
— Ну, с кем? С кем?
Мы посматривали друг на друга, нам было скучно, каждый из нас жаждал развлечения, но никто не хотел начинать первым, каждый предпочитал выступать в роли зрителя.
— Давай! — неожиданно сказал я.
Мне вдруг захотелось показать Лильке, какой я отчаянный, какой я везучий человек! Выиграл же я тогда двадцать копеек!
Вадик протянул мне колоду. Я вытащил две карты.
— Еще?
— Еще… У меня восемнадцать…
— Двадцать… Полтинник! Гони полтинник! — дурашливо закричал Вадик.
— Нет, давай еще.
Вовсе не азартное желание отыграться владело мной, когда я снова потянулся к картам. Просто мне очень не хотелось вот так, ни за что ни про что отдавать свой полтинник — целых два билета в кино! Да и выглядеть несчастным неудачником в Лилькиных глазах тоже было не особенно приятно. Хоть я и старался сделать вид, что проигрыш мне совершенно безразличен, наверно, она все-таки заметила, как огорченно вытянулось мое лицо.
Мы сыграли еще раз, и я проиграл снова.
— Ну, полный провал! Полный провал! — покатывался со смеху Вадик.
И я тоже старался улыбнуться.
Ребята сгрудились вокруг нас.
— Ну вот, еще только карт здесь не хватало, — проворчала какая-то женщина, спускаясь по лестнице. — Вот скажу дворнику — он вас живо метлой погонит!
— Зачем же дворнику? — тут же отозвался Эрик. — Метла, тетя, вам и самой будет очень к лицу!
Мы сыграли еще раз, я выиграл, потом проиграл снова, потом опять выиграл — короче говоря, кончилось тем, что мой полтинник все-таки перекочевал в карман Вадика.
«Ладно, — утешал я себя, — ничего страшного. По крайней мере, развлеклись ребята…»
Я думал, что на этом все и кончится, — не собирался же я серьезно играть в карты, в конце концов, это была только шутка, забава, от нечего делать.
Но на другой день я неожиданно для себя почувствовал, что мне опять хочется испытать это нетерпеливое азартное ожидание: повезет или нет? И когда Эрик небрежно предложил пойти к нему и сыграть в какую-нибудь интеллектуальную игру, ну, например, в картишки, я согласился.