Тревожных симптомов нет - страница 32
– Капитан! – Доктор выпил прямо из горлышка полграфина воды. – Капитан, она не девушка!
– Что?! – Казалось, еще немного, и глаза капитана, покинув предназначенное им природой место, бросятся вперед, чтобы испепелить все на своем пути.
– Ушиб позвоночника, мне пришлось накладывать компресс. Она – самый обыкновенный парень и сукин сын, каких мало! Он мне сам во всем признался. Держал пари с курсантами, что проделает весь рейс в капитанской каюте, ничего не делая. И сестры у него нет, и никакой он не сирота, папаша у него какая-то шишка в Управлении. Ну и дали же мы с вами маху, капитан!!!
Всякий, кто видел бы в этот момент капитана Чигина, понял бы, откуда взялось это меткое прозвище «индюк». За несколько минут щеки капитана попеременно принимали все цвета спектра: от красного до фиолетового, и когда он наконец открыл рот… Впрочем, не стоит повторять все, что произнес капитан Чигин, когда открыл рот. Ведь времена парусного флота давно прошли.
Старики
Семако сложил бумаги в папку.
– Все? – спросил Голиков.
– Еще один вопрос, Николай Петрович. Задание Комитета по астронавтике в этом месяце мы не вытянем.
– Почему?
– Не успеем.
– Нужно успеть. План должен быть выполнен любой ценой. В крайнем случае я вам подкину одного программиста.
– Дело не в программисте. Я давно просил вас дать еще одну машину.
– А я давно вас просил выбросить «Смерч». Ведь эта рухлядь числится у нас на балансе. Поймите, что там мало разбираются в тонкостях. Есть машина – и ладно. Мне уже второй раз срезают заявки. «Смерч»! Тоже название придумали!
– Вы забываете, что…
– Ничего я не забываю, – перебил Голиков. – Все эти дурацкие попытки моделировать мозг в счетных машинах давно кончились провалом. У нас – Вычислительный центр, а не музей. Приезжают комиссии, иностранные делегации. Просто совестно водить их в вашу лабораторию. Никак не могу понять, что вы нашли в этом «Смерче»?!
Семако замялся:
– Видите ли, Николай Петрович, я работаю на «Смерче» уже тридцать лет. Когда-то это была самая совершенная из наших машин. Может быть, это сентиментально, глупо, но у меня просто не поднимается рука…
– Чепуха! Все имеет конец. Нас с вами, уважаемый Юрий Александрович, тоже когда-нибудь отправят на свалку. Ничего не поделаешь, такова жизнь!
– Ну, вам-то еще об этом рано…
– Да нет, – смутился Голиков. – Вы меня неправильно поняли. Дело ведь не в возрасте. На пятнадцать лет раньше или позже – разница не велика. Все равно конец один. Но ведь мы с вами – люди, так сказать, гомо сапиенс, а этот, извините за выражение, драндулет – просто неудачная попытка моделирования.
– И все же…
– И все же выбросьте ее к чертям, и в следующем квартале я вам обещаю машину самой последней модели. Подумайте над этим.
– Хорошо, подумаю.
– А план нужно выполнить во что бы то ни стало.
– Постараюсь.
В окружении низких, изящных, как пантеры, машин с молекулярными элементами этот огромный громыхающий шкаф казался доисторическим чудовищем.
– Чем ты занят? – спросил Семако.
Автомат прервал ход расчета:
– Да вот, проверяю решение задачи, которую решала эта… молекулярная. За ними нужен глаз да глаз. Бездумно ведь считают. Хоть и быстро, да бездумно.
Семако откинул щиток и взглянул на входные данные. Задача номер двадцать четыре. Чтобы повторить все расчеты, «Смерчу» понадобится не менее трех недель. И чего это ему вздумалось?
– Не стоит, – сказал он, закрывая крышку. – Задача продублирована во второй машине, сходимость вполне удовлетворительная.
– Да я быстро. – Стук машины перешел в оглушительный скрежет. Лампочки на панели замигали с бешеной скоростью. – Я ведь ух как быстро умею!
«Крак!» – сработало реле тепловой защиты. Табулятор сбросил все цифры со счетчика. Автомат сконфуженно молчал.
– Не нужно, – сказал Семако, – отдыхай пока. Завтра я тебе подберу задачку.
– Да… вот видишь, схема не того… а то бы я…
– Ничего, старик. Все будет в порядке. Ты остынь получше.
– Был у шефа? – спросил «Смерч».
– Был.
– Обо мне он не говорил?
– Почему ты спрашиваешь?
– На днях он сюда приходил с начальником АХО. Дал указания. Этого монстра, говорит, на свалку, за ненадобностью. Это он про меня.