Три апельсина<br />(Итальянские народные сказки) - страница 10

стр.

— Нет, дрозды! — заспорил муж.

И все началось сначала.

Так у них и повелось: весь год живут в полном согласии, а настанет годовщина свадьбы — непременно поссорятся.

Время в сказке проходит быстро. У жены появились морщинки вокруг глаз, у мужа засеребрились виски.

В двадцатую годовщину свадьбы жена сказала мужу:

— Сегодня я не Стану печь пирог. День такой хороший, пойдем погуляем.

Они вышли из дому и пошли куда глаза глядят. Шли, шли и пришли к тому самому озеру, к тому самому месту, где сидели двадцать лет назад.

— Отдохнем? — спросил муж.

— Отдохнем, — ответила жена.

И они сели под тем самым деревом.

Вдруг над их головами запели две птицы. Может, и не те самые, но точно такие же.

— А помнишь, — сказала жена, — как перед нашей свадьбой мы слушали здесь с тобой ск… скв… птичек?

— Разве я могу забыть таких чудесных др… дроз… птичек! — ответил муж.

Они посмотрели друг на друга и засмеялись. Оказалось, что не так уж трудно, чтобы жена уступила мужу, а муж уступил жене.

С тех пор они никогда не ссорились, даже в годовщину свадьбы.


Чучело у колодца

едалеко от Палермо стоят на двух холмах две деревни: Изнелло и Кьяна. Спросите наугад у любого жителя Кьяны — он вам скажет, что Изнелло хорошая деревня, только по воду ходить далеко. То же самое скажет вам о Кьяне любой житель Изнелло. И это будет сущая правда.

Известное дело, что повыше, то и к солнцу поближе, а солнце в тех краях жаркое. Вот оно и высушило холмы, словно два сухаря. Хоть насквозь их прокопай, до влаги не доберешься. За каждой каплей воды и кьянцам и изнеллцам приходилось спускаться в долину между холмами.

Там был колодец, да такой глубокий и чистый, что воды в нем хватило бы еще на три деревни.

Что и говорить, не так уж приятно таскаться в такую даль — вниз порожняком, в гору с водой. Мулы, как только к их бокам начинали приторачивать бочонки или бурдюки, поднимали громкий рев. Ну, а люди? Люди, представьте себе, не жаловались. Всякому ведь интересно узнать, какие новости в соседней деревне. Так, запросто, в будни к соседям не выберешься — времени нет, да по гостям без приглашения и не ходят. А у колодца что ни день встречались жители обоих селений. Женщины судачили о разных женских пустяках, мужчины, посасывая трубки, обсуждали дела поважнее. Самая ленивая девушка в любую минуту готова была бежать к колодцу с глиняным кувшином, оплетенным прутьями; самый бездельный парень только и норовил запрячь мула и отправиться за водой. Сколько свадеб затевалось подле колодца, сколько он видел ссор, сколько примирений — и пересчитать трудно! А для ребячьих игр лучшего места не сыскать.

Однажды рано утром жители Изнелло первыми приехали за водой. И что же они увидели? У колодца расположилась лагерем большая стая ворон. Вороны орали так оглушительно, что если бы и кьянцы и изнеллцы принялись кричать все разом, они бы не услышали своих голосов. Птицы прыгали, дрались и хлопали крыльями. Но все это еще полбеды! Самое главное, что на чистой воде колодца плавали перья, щепки и мусор, а земля вокруг была покрыта птичьим пометом.

Что только ни делали изнеллцы — и уговаривали ворон, и стыдили, и грозились. Так нет же, проклятые птицы и не думали улетать. Тогда кто-то из людей бывалых, повидавших свет, предложил поставить у колодца чучело.

Сказано — сделано. Изнеллцы не пожалели ни жердей, ни соломы, ни тряпок. Ох и чучело же получилось! Огромное, высокое! Оно стояло над колодцем и махало рваными рукавами. Вороны испугались и разлетелись, а изнеллцы набрали воды и уехали.

Думаете, этим и кончилось? Нет, с этого только началось. Едва уехали изнеллцы, с противоположного холма стали спускаться кьянцы. Издали они увидели страшного великана. Голова как бочка, туловище с три бочки, руки — что мельничные крылья. Как тут не испугаться! Кьянцы попробовали усовестить великана:

— Эй, ты! Отойди от колодца. Дай людям воды набрать.



Но великан молчал и только размахивал руками, угрожая кьянцам.

Под горячим солнцем и люди рождаются с горячим нравом. Гнев ударил в голову кьянским смельчакам. Они смазали заржавленные ружья, залегли на склонах холма и принялись палить. Эхо так и отдавалось между холмами.