Три дня на расплату - страница 45

Анна заглянула в кухню, на стуле для нее была приготовлена футболка и чистое полотенце. Одинцов мелко нарезал зелень и огурец.

— Вкусно пахнет! — она потянула носом.

— Давай мойся и за стол. Молодую картошку в этом сезоне ела?

— Не-а.

— Значит, будешь загадывать желание — исполнится обязательно.

Анна подвинула к столу сумку, которую привезла с собой. Там была еда не только для Демона, она прихватила кучу банок и пакетов из запасов Алексея Петровича. По мнению Люсьен, помогавшей ей упаковывать сумку, накормить этим можно целый полк.

Люсьен уже в гостинице, Анна завезла ее туда перед тем, как ехать к Одинцову. До четырех она не выйдет из номера, чтобы ненароком не столкнуться с Анной в присутствии Сержа или кого-нибудь из персонала.

Время есть, можно и молодой картошечки попробовать, запах от свежего укропа — с ума сойти!

— Разгрузи, Саша, сумку, это все Демону и нам с тобой. Там в упаковках рыбка вкусная. Как раз к картошке. Я быстренько.

Она тщательно умылась, насухо вытерла волосы, натянула футболку. Она была длинная — получилось как просторное мини-платьице.

Александр внимательно глянул:

— Тебе идет. Могу все футболки предоставить в твое распоряжение. Кушать подано, мадам!

При слове «мадам» Анна смешалась: знал бы ты, Сашенька, как близок к истине…

Далеко не в новой футболке, спадающей с плеча, и без косметики Анна была похожа на задорного подростка. Но что-то, чувствовал Одинцов, угнетало его гостью, волновало. Забывшись, она на секунду вдруг замирала, и в глазах появлялась тревога.

— У тебя, наверное, важное свидание, — полуутвердительно сказал он.

Она кивнула:

— Очень важное. Но продолжить разговор на эту тему не захотела.

Молчание за столом становилось тягостным. О себе Одинцов говорить не хотел — хватит и вчерашнего всплеска откровений. Он не стал рассказывать об утреннем разговоре с Вадимом, о том, что завтра получит негативы и, возможно, найдет разгадку таинственной гибели Марии. Зачем втягивать в это Анну?

В прихожке она, как и вчера, задержалась у портретов Маши.

— Надо их упаковать сегодня, — проговорил Одинцов. — Хочу забрать с собой.

Анна вздохнула:

— Представляю, как тебе тяжело.

Она еще раз посмотрела на портрет:

— Бесподобно красивое тело. Грудь особенно.

— Эти изверги, — медленно произнес Александр, — ожгли ей соски, они обгорели.

Анна отшатнулась. Глаза ее расширились, словно она увидела что-то ужаснувшее ее.

— А ты разве не слышала? Об этом все болтают в городе. Грудь выжгли и на животе — крест.

— Нет, не слышала.

Она резко повернулась к двери и направилась во двор. Одинцов пошел провожать ее к калитке, договорившись, что завтра вечером Анна заедет за Демоном и отвезет Одинцова на вокзал.

Машина отъехала и через минуту исчезла за поворотом. Когда Одинцов входил в дом, то услышал, как мимо ворот на большой скорости промчался еще один автомобиль. «Гоняют, как черти», — подумал он.

Ни Анна, ни Одинцов, прощаясь, не заметили, что за ними внимательно наблюдали из двух машин, припаркованных у ворот фирмы «Нефтепродукт». Зеленые «Жигули» остались на месте, ярко-красные устремились вслед за Анной.

Нет, не могли Киря и Бессараб участвовать в истязаниях Марии. А почему не могли? Респектабельные стали? Холеные, с чистыми ручками? Может, лично они, или кто-то один из них, и не подносили зажигалку к обнаженной женской груди и не тушили свои вонючие окурки на беззащитной коже живота, изощряясь, кто быстрее «дорисует» мрачный крест, но что делалось это по их поручению и, возможно, с их участием, в этом Анна не сомневалась.

Она зябко поежилась, хотя в салоне «Жигулей» было душно: машина перегрелась на солнцепеке.

Они это проделали и с ней, Анной, четыре года назад. Она была без сознания и не видела их мерзких рож, не ощущала удушающей вони их грязных потных тел. Она не могла испугаться, когда в их руках появился огонь, и не содрогнулась от ужаса, когда нестерпимый жар охватил нежную кожу сосков. Им мало было следов ожога, им хотелось зрелища — и, разбив зажигалку, они плеснули бензин на грудь — теперь им было весело, теперь сосок горел, скрючиваясь, как засыхающий лепесток цветка. Анна очнулась тогда от дикой боли и от запаха горелого мяса. Сознание на секунду отразилось ужасом в ее глазах и надолго померкло.