Три дня одной весны - страница 21
Холодный и влажный воздух охватил ее, когда она вышла из пещеры. Остановившись, она глянула на небо. Яркая луна лила голубоватый свет на каменистые вершины и темные арчовники, ледяными казались звезды, мерцавшие на безоблачном черном небе.
Внезапная дрожь охватила волчицу — словно она замерзла, чего в эту пору года с ней никогда не случалось. Но не холодный и влажный воздух был тому причиной — с новой силой подступила к ней тоска одиночества и разлуки. Она завыла едва слышно; так тихо, что не поняла и сама — выла она или скулила. Затем, внезапно рассвирепев, проскочила между высокими арчовниками и по каменистому склону, местами поросшему кустами горного клена, помчалась вниз. Изо всех сил спешила она к тому месту, где пуля остановила бег великого волка, отца ее детей, ее заботливого спутника. Запах крови ощущала она в дувшем навстречу жестком ветре, и от свирепого возбуждения глухо рычала на бегу. Когда же с порывами ветра доносились ненавистные запахи пороха и железа, ярость слепила волчицу и она готова была проклясть небо и землю.
Наконец она достигла знакомой местности и, обогнув слева огромные валуны, оказалась у начала того самого склона. Запах крови усилился. Волчица замерла. Луна по-прежнему освещала всю округу. В ее голубоватом свете отчетливо был виден каждый куст и каждый камень на склоне. И зоркий взгляд волчицы без труда обнаружил и тело Свирепого — там, где настигла его вчера выпущенная пастухом пуля.
Но великое бешенство овладело ею, когда в несколько прыжков она оказалась возле Свирепого. О н и не только убили могучего волка, о н и надругались над ним, унизили его — о н и содрали с него шкуру, превратив отца ее детей в мешок красного мяса. О н и страшно поплатятся за это — она и дети Свирепого им отомстят.
Между тем, сейчас если и можно было узнать Свирепого, то лишь по его длинным и острым клыкам. Только эти клыки остались от мудрого, отважного волка…
Жалобно заскулив, она закрутилась на месте — так, словно ей обожгло хвост. Обнюхивая время от времени запекшуюся на камнях кровь и холодное, обезображенное тело Свирепого, она вновь начинала кружиться от обиды, горя и скорби и свирепого желания незамедлительной мести — особенно рыжему, с обрубленными ушами псу. Затем, присев, она долго смотрела на то, что еще вчера было Свирепым, но из ее глаз больше не лились слезы — словно навсегда пересох питающий их родник.
Она подняла взор к небу и, отыскав на нем круглую, яркую луну, издала протяжный, скорбный вой. Из глубины своего существа, из самого сердца она обращалась к Создателю всего сущего, жалуясь ему на совершившуюся на земле великую несправедливость. Один за другим отзывались ущелья на ее душераздирающий вой. Переведя дыхание, она хотела завыть еще и пожаловаться на жестокость людей, но голос ее сорвался, и она издала звук, похожий на слабый плач. И сразу же вскочила и побежала прочь — к высоким вершинам. Самое худшее совершилось. Жить в этих местах теперь опасно. Убили Свирепого — убьют и ее и с мертвой снимут шкуру; не пощадят и детей. Уходить надо отсюда, искать другой, безопасный приют.
И она нашла такой приют, и с мучительными трудами перенесла туда волчат. Теперь они сидели там, в новом жилище, и ждали, когда наконец она накормит их. Волчица как бы ощущала голод своих детей, он делал острее ее собственный голод, вселял тревогу и заглушал тоску о Свирепом. Попадись ей хотя бы два-три ленивых сурка, она была бы благодарна судьбе.
С этими заботами она бежала сквозь густой арчовник. Вдруг она услышала пение куропатки, остановилась и, оглядев все вокруг, жадно втянула воздух. Сладкое мясо почудилось ей на зубах, и пасть наполнилась слюной. Снова пропела куропатка — из ущелья, снизу донеслось пение; немного погодя подала голос вторая. Надо было немедля спускаться в ущелье, начинать охоту. Но тут волчицу как бы пригвоздил к месту резкий запах человека, вслед за которым она явственно ощутила слабый запах железа.
Так пахла гибель Свирепого.
Подняв морду, она вновь втянула носом воздух, но ощутила лишь чистые запахи цветов, трав, арчи… Наверное, играл с ней, меняя направление, ветер. Теперь она поворачивалась на все четыре стороны и напряженно внюхивалась, от усердия даже прикрыв глаза. Весна посылала ей отовсюду свои дурманящие запахи.