Три дня счастья - страница 23

— Даже мне бывает одиноко. Твои предыдущие объекты наблюдения перед смертью наверняка тоже скучали по людям.

— Не помню, — ответила Мияги.

Я опустошил все банки, принял горячий душ и, когда чистил зубы, уже чувствовал здоровую сонливость. Видимо, из-за того, что помахал битой на площадке.

Я погасил свет и забрался в футон.

Похоже, стоило взглянуть правде в глаза.

Жизнь не станет легче лишь потому, что мне скоро придётся умереть. Наверное, легко вообще только тем, кто уже умер. Я это понимал, но по-прежнему ждал особого отношения к себе, потому что в глубине души надеялся: а вдруг мир сжалится надо мной?

Я собрался составить завещание и вдруг понял, что не представляю себе, кто мог бы его прочитать, а без этого даже начало не складывалось. Лист бумаги, купленной в ближайшем магазине канцтоваров, так и оставался чистым. Я всё сидел перед ним, вертел в пальцах ручку и думал, что же написать. Столб за окном облепили цикады, громкий стрекот не давал мне покоя: казалось, эти насекомые шумят прямо в комнате. Я был уверен, что именно они мешают мне сосредоточиться, но, даже когда цикады улетели, на бумаге не появилось ни единого слова.

И вообще, к кому я должен обращаться в своём завещании?

Слова — средство сообщения, поэтому написанное мной должно передать людям нечто сокровенное, невидимое глазу.

Я задался вопросом, что хочу донести до адресата, и первым делом вспомнил о подруге детства Химэно. Наверно, в завещании нужно её поблагодарить и признаться ей в любви.

Я потратил час на то, чтобы аккуратно написать письмо для Химэно. Вкратце получилось что-то такое:

«Понятия не имею, как ты ко мне сейчас относишься, но я любил тебя с десяти лет, люблю и сейчас. Я дожил до двадцати лет только благодаря воспоминаниям о том времени, когда мы были вместе, и не могу больше жить, потому что невыносимо находиться в мире, где тебя нет рядом. Я понял это только перед смертью. В каком-то смысле я мёртв уже давно — с того самого дня, как мы с тобой разлучились. Прощай. Надеюсь, что твоё воспоминание обо мне десятилетнем хоть ненадолго переживёт меня».

Я перечитал письмо и понял, что отправлять его не стану. Оно было какой-то чудовищной ошибкой — я хотел сказать совсем не то, что написал. Да и вообще, невозможно было выразить на письме то, что я хотел бы произнести, даже попытка сформулировать убивала саму идею.

Только последнее предложение полностью выражало моё желание. Я хотел, чтобы воспоминание Химэно обо мне десятилетнем пережило меня самого. Но если нужно письмо, отвечающее этой цели, то в нём можно вообще ничего не писать. Разве что указать получателем Химэно, а отправителем — себя, и хватит. Тогда и та, кому письмо предназначается, не подумает лишнего. А если уж претит отправлять чистый лист бумаги, то достаточно вывести одну фразу: «Я просто хотел тебе написать». На худой конец, можно рассказать о каких-нибудь повседневных мелочах, не упоминая о смерти.

Я бросил ручку на стол, сложил лист так, чтобы Мияги не увидела текста, лёг на спину и уставился в потолок. Интересно, как давно я не отправлял кому-нибудь письмо?

Переписываться мне было не с кем, посылать открытки на Новый год или другие праздники тоже. Пожалуй, за всю жизнь я обменялся от силы парой писем.

Если не считать того самого послания к Химэно в семнадцать лет, последний раз я писал письмо, когда учился в четвёртом классе,

Тогда я закопал капсулу времени на школьном дворе, за спортзалом. Это была идея той самой классной руководительницы, которая заставила меня задуматься о ценности человеческой жизни на уроке этики.

Послания учеников положили в капсулу круглой формы.

— Напишите письмо себе через десять лет, — сказала учительница. — Если не получается придумать, что именно написать, попробуйте задать вопрос. Например, «Исполнилась ли твоя мечта?» или «Ты счастлив?», «А помнишь такое-то событие?», «А может, ты бы хотел о чём-то спросить меня?». Или что-то подобное. Также можно передать пожелание: «Исполни свою мечту», «Стань счастливым», «Не забывай такое-то событие».