Три дня счастья - страница 25
Я шёл по городу, тщательно выбирая маршрут, но в какой-то момент понял, что ноги сами ведут меня к лесу возле моего дома. В детстве мы с Химэно часто там играли. Я расстроился при мысли о том, что поступаю так, как предложила Мияги, и счёл это доказательством собственной заурядности.
Я шагал, стараясь обойти родной дом стороной, поэтому сделал большой крюк. Хотел заглянуть в магазинчик дешёвых сладостей, но, видимо, он закрылся — даже вывески не было.
Я ступил на лесную тропу, где-то на полпути свернул с неё и минут через пять вышел к нужному месту.
В детстве заброшенный автобус служил нам с Химэно тайным штабом. Красная краска на кузове почти полностью облупилась, из-за чего снаружи он выглядел ржавым, но внутри было довольно опрятно, если не обращать внимания на толстый слой пыли на полу и сиденьях.
Вопреки ожиданиям, внутри почти не было насекомых.
Я прошёлся по автобусу, пытаясь отыскать следы своего давнего пребывания, но ничего не нашёл, а когда уже собрался выйти, случайно бросил взгляд на сиденье водителя и кое-что обнаружил.
Сбоку кресла синим перманентным маркером было что-то нарисовано. Я подошёл ближе, присмотрелся и разглядел стрелку, а когда перевёл взгляд в направлении, которое она указывала, заметил ещё одну.
Через шесть стрелок я добрался до спинки сиденья с нарисованным зонтиком — тем самым, под которым школьники, дурачась, пишут имена людей, зачастую своё и того, кто нравится.
Здесь я предсказуемо обнаружил своё имя и имя Химэно. Я совершенно не помнил, чтобы рисовал подобное, а так как об этом месте знали лишь мы с ней, рисунок мог принадлежать только Химэно.
Странно, столь наивно-девичьего поступка я от неё не ожидал, и губы сами расплылись в улыбке.
Я задержал взгляд на зонтике. Мияги стояла чуть поодаль и всё видела, но на сей раз придержала циничные комментарии при себе.
Насмотревшись на зонтик, я вышел наружу, взобрался, как в детстве, на крышу автобуса по поваленному бревну, смахнув опавшие листья и ветки, растянулся на спине и пролежал так до самого вечера, пока не застрекотали цикады.
До наступления темноты я успел сходить на могилу дедушки, а потом отправился в школу. Позаимствовав из сарая кирку, прикинул, в каком месте должна быть зарыта капсула, и начал копать. Зелёный свет ламп от запасного выхода освещал всё вокруг.
Я думал, что найдётся капсула довольно быстро, однако рыл, обливаясь потом, уже час, но так на неё и не наткнулся: то ли я совершенно забыл, где её спрятали, то ли кто-то уже давно вырыл наши послания.
У меня пересохло в горле, а руки были стёрты в кровь — скорее всего, из-за вчерашних упражнений на бейсбольной площадке. Мияги смотрела на меня и писала что-то в своём журнале.
Во время перекура я вдруг вспомнил, что сначала мы собирались закопать капсулу возле дерева за спортзалом, но кто-то сказал, что там могут посадить новые саженцы, поэтому пришлось поменять место.
Я начал рыть за ограждением спортивной площадки, и через десять минут кирка задела что-то твёрдое. Осторожно, чтобы не разбить капсулу, вытащил её и рассмотрел при свете. Я думал, что она заперта на ключ, но оказалось, нужно всего лишь надавить на задвижку.
Сначала я хотел вытащить только своё письмо, а остальные закопать обратно. Но слишком уж тяжело мне дались поиски, поэтому решил прочитать все. Через несколько месяцев я умру, поэтому не стоит переживать о такой малости.
Я брал лист наугад и разворачивал его, скользнув взглядом по содержанию письма и имени лучшего друга в конце.
Дочитав письмо, я перекладывал его к остальным, открывал блокнот, записывал имя автора письма и проводил от него стрелку, на противоположном конце которой указывал имя лучшего друга. После нескольких писем на моём рисунке прибавилось стрелок, и вскоре он походил на сложную карту. Кто-то любил, кого-то любили, иногда чувства были взаимными, иногда — безответными.
Как я и ожидал, когда в капсуле не осталось ни одного непрочитанного письма, на карте одиноко выделялось только моё имя. Никто не выбрал меня лучшим другом.
Кроме того, осмотрев всю капсулу, я не нашёл письма Химэно. Может быть, она пропустила школу в тот день, когда закапывали письма.