Три дня счастья - страница 6

стр.

Не верить же в то, что судьба вдруг решила помочь мне именно тогда, когда я в этом так нуждался?


Наполовину я оказался прав.

Судьба и не думала мне помогать.

На наполовину я всё же ошибся.

Оказалось, что место, где покупали годы человеческой жизни, всё-таки существовало.


От старика букиниста я прямиком направился в комиссионный магазин музыкальных дисков. Асфальт усиленно отражал солнечные лучи, и с меня градом лился пот. Хотелось пить, но я не мог себе позволить купить сок в автомате, поэтому приходилось терпеть до возвращения домой.

В магазине дисков, в отличие от книжной лавки, исправно работал кондиционер. Автоматические двери раздвинулись, в лицо пахнуло прохладой, и я еле удержался, чтобы не потянуться. Я сделал глубокий вдох, с удовольствием ощущая, как холод растекается по разгорячённому телу. Играла знакомая песня, которая была популярна, ещё когда я учился в средней школе.

Я подошёл к магазинной стойке, окликнул бессменного продавца, блондина с круглыми глазами, и протянул ему пакет с дисками. Он посмотрел недоверчиво, а потом и вовсе изменился в лице, будто я у него на глазах совершил ужасное преступление. Взгляд его словно говорил: «Продать столько дисков?! Уж от тебя-то я такого не ожидал». Другими словами, отреагировал так же, как и хозяин букинистической лавки.

— И как тебе в голову пришло — расстаться с таким богатством? — спросил блондин.

Ему было лет двадцать пять или чуть больше, на тощем теле он носил застиранные футболки с эмблемами рок-групп и, казалось, не знал, куда деть собственные руки.

Когда я в той же шутливой манере объяснил, почему вынужден продать диски, он тут же хлопнул в ладоши.

— Слушай, — заявил он, — тогда я знаю, как тебе помочь. Вообще-то запрещено кому попало об этом рассказывать, но мне очень нравится твой музыкальный вкус, поэтому специально для тебя сделаю исключение.

«А ведь именно такие фразы можно включать в пособия для начинающих мошенников», — подумал я.

— Есть в этом городе местечко, где можно продать свою жизнь.

— Жизнь? — переспросил я.

Я заметил, что этот диалог чуть ли не слово в слово повторял предыдущий, но почему-то не удержался от вопроса.

— Ага, жизнь, — ответил он с серьёзным видом.

Может, сейчас просто принято разыгрывать бедняков?

От блондина я не узнал ничего нового, разве только то, что ему, в отличие от старика, довелось продать часть жизни. Когда я спросил, сколько заплатили, он отговорился — мол, рассказывать об этом запрещено.

Он нарисовал мне карту и указал телефонный номер — конечно, всё совпадало с тем, что написал старик.

Я дежурно поблагодарил, вышел на улицу и вновь очутился под куполом невыносимой летней духоты.

«Ладно, сегодня можно себе позволить», — с этой мыслью я подошёл к автомату с напитками, сунул в щель мелочь и, подумав, выбрал яблочную содовую.

Пару мгновений я просто держал жестяную банку в руках, наслаждаясь прохладой, затем потянул колечко на крышке и, стараясь растянуть удовольствие, начал пить мелкими глотками, делая паузы. Напиток оставлял сладкое послевкусие, после каждого глотка щипало горло — очень давно я не пил газировки.

Наконец осушенная до последней капли банка отправилась в урну. Я вытащил из кармана те самые бумажки с картами и номером телефона. Оказывается, до нужного места можно было добраться пешком.

А уже там находится здание, где покупают жизнь, время или здоровье.

Чушь собачья, как ни посмотри.

Я хмыкнул, свернул бумажки трубочкой и бросил их на землю.


И всё же в итоге я оказался перед тем самым зданием.

Выглядело оно довольно старым, стены почернели настолько, что трудно было даже представить, какой цвет они имели изначально. Да что там, готов поспорить, даже само здание не вспомнило бы свой цвет, умей оно говорить. Кроме того, оно казалось довольно узким, и соседние дома будто стискивали его с обеих сторон.

Лифт не работал — пришлось пешком идти на нужный мне четвёртый этаж. Лестничные ступени были освещены пожелтевшими люминесцентными лампами; я поднимался, вдыхая затхлый воздух и обливаясь потом.

Я не поверил в то, что можно продать годы жизни. Рассудил иначе: комиссионщики просто хотели сообщить (и по какой-то причине не могли сказать об этом прямо), что можно устроиться на работу, которая, вероятно, опасна для жизни того, кто её выполняет, но оплачивается очень хорошо.