Три глагола - страница 6
Некоторые люди всегда рядом. Те, с кем ты связана взаимным недовольством. В тишине пустой квартиры ведешь с ними бесконечный диалог, и только удивленные часы на стене то и дело спрашивают: 'Как так? Как так?' Действительно: как так - есть возможность побыть наедине со своими мыслями, а ты все переливаешь из пустого в порожнее...
Лена уже полтора часа драяла ванну, от запаха едкого средства драло в горле и слезились глаза, но белее ванна так и не стала. В конце концов Лена просто плюнула на эту затею и пошла готовиться к завтрашнему семинару. Сосредоточиться на учебе не получалось, она все отбивала и отбивала предполагаемые Лидины атаки: скажет, что ботинки не на коврике? Они на коврике. Скажет, что коврик слишком грязный? Вытряхивала. Скажет, что под ковриком грязно? Господи, ну какая разница, что под ковриком?!
В двери провернулся ключ.
- Лен, ты дома? Отлично!
Разулась, сняла пальто.
- Ле-ен, ну иди сюда!
Лена выглянула из кухни в прихожую. Почему-то ей казалось, что если вот так смотреть на человека - широко открыв глаза - это его растрогает и экзекуция не состоится. Но на Лиду это не действовало.
- Ну? - учительским тоном спросила подруга.
Лена уже поняла, в чем дело: ее куртка висела на Лидином крючке. Молча сняла и перевесила. Сейчас начнется самое неприятное.
- Лен, ну ты не считай, что я тебе терроризирую, просто порядок - он же вот в таких мелочах... а именно порядок позволяет сохранять облик цивилизованного человека и не скатываться до уровня... - Лида слегка понизила голос, но Лена не подала никаких знаков, и Лида продолжила обычным тоном: - всяческих Терещенок.
Лена подумала, что Терещенко совсем не неряха, но промолчала.
- Не обижаешься?
Лена покачала головой. Она не обижалась. Ей просто было неприятно, как от царапающей спину одежной бирки.
- Быт надо налаживать разумно, чтобы он не отнимал слишком много времени... - На ходу проповедуя свою философию жизни, Лида направилась в комнату переодеваться.
Как ей объяснить, что любовь к порядку раздражает куда меньше, чем эти бесконечные нравоучения?.. Но Лена догадывалась, что нравоучения Лида любит больше порядка и сказать ей об этом будет почти равносильно тому, что бросить в лицо поэту: 'Презираю стишки!'
Лена поставила на плиту чайник и снова села за учебники. Вскоре к ней присоединилась Лида.
Терещенко появилась поздно и - с ананасом.
- Нате! - водрузила его в центр стола, как вазу с цветами. - Тьфу, тьфу! - согнулась над кухонной раковиной. - Вот же... волосок прилип... тьфу!
- Может, чайку? - предложила Лида, но Терещенко только махнула рукой, отхлебнула немного из носика чайника и продолжила разговор с самой собой: - А такой ничего мужик, мордастый, бокастый... а толку ноль... Я только разошлась: еще, еще!.. Какое там еще... - Она встряхнула головой. Собранные в короткий хвостик на затылке, ее волосы цвета ржавчины, как кисть нервного художника, нанесли на воздух несколько резких мазков. - Ешьте, девки, ананас! Это овощ просто класс!
- Это фрукт, - уточнила Лена.
Терещенко махнула рукой, дескать, какая разница и развернулась было выходить.
- А ты? Будешь? - уже в спину бросила ей Лена.
- Я? - Терещенко обернулась. Какие у нее глаза все-таки интересные, подумала Лена, - узкие, голубовато-зеленые, как вода в бассейне. Хлорированные глаза. - Я не люблю. От него губы противно щиплет.
- Может, сыну отвезешь? - не сдавалась Лена.
У Терещенко был сын, который жил в деревне, с бабушкой. Так было удобнее: мальчик рос на природе, дышал здоровым воздухом, а мама сдавала комнату в городской квартире, зарабатывая лишнюю копеечку ему на игрушки, ну и налаживала личную жизнь, разумеется.
- Не-е, он у меня аллергик. Ему ниче такого нельзя. Жрите вы.
- Спасибо, - Лида бросила на Терещенко неприязненный взгляд и сквозь зубы процедила еще что-то.
- А?
- Мандибула.
- Чего?
- Нижняя челюсть. Латынь учу.
- Как ты сказала?
- Мандибула.
Терещенко хохотнула.
- Во дают! Эх, девки, молодые вы еще! Завидую я вам... Учитесь, читаете что-то... а тут всей радости встретить мужика, чтоб хуёк не с ноготок...