Три голубя - страница 3

Заволновался тут наш герой и говорит:

— Эй-эй, сейчас ведь победит байский бегун! А ну-ка, стрелок, разбуди-ка поскорее нашего товарища!

Прицелился стрелок и выстрелил. Меткая стрела коснулась мочки уха бегуна-засони. Проснулся тот и быстрее ветра обратно вернулся. Первый прибежал.

А баю не хочется дочь свою отдавать замуж за бедняка. Начал он хитрить.

— Не хотите ли, — говорит, — с друзьями в баньке помыться? В пути запылились вы. Что же это за свадьба будет, если дорогие гости и жених такие грязные?

Согласились друзья. А печка-то чугунная. Завел туда бай всю компанию, запер снаружи, а вокруг дров навалил да и поджег.

— Уф, — думает, — кажется, избавился я от них.

Такая горячая стала баня — дышать нечем. До стен и дотронуться нельзя — обжигают. Взял тогда старичок седобородый и надел шляпу свою прямо. Начался в бане буран — глаз не открыть, все снегом запорошило.

А бай снаружи снова дрова подкладывает, еще сильнее огонь разводит. Снова припекать стало наших друзей. Взял тогда старичок седобородый и надвинул шляпу свою на самые брови. Ух, и холодно стало в бане! Даже лед на стенах появился.

На следующее утро открывает бай дверь в баню и аж присел от неожиданности: компания-то наша живым-живехонька — сидят, зубами от холода стучат.

Говорит тогда баю Камыр-батыр:

— Ты мне больше голову не морочь. Биться будем или бороться?

— И биться, и бороться! — отвечает бай. — Нет у меня такой дочери, чтобы за тебя пошла. Сам возьми. Если, конечно, силенок хватит.

Встали тогда Камыр-батыр и его друзья с одной стороны, а бай со своими слугами — с другой. И стали они биться да бороться. Такая была драка, что всю землю вокруг перепахали: где ровная была — там ямы да пригорки получились, а где были ямы да пригорки — начисто все сровнялось. И днем боролись, и ночью, и утром, и вечером — очень долго это продолжалось.

Ловким бойцом оказался тот друг Камыр-батыра, что ноздрю пальцем зажимал. Как приоткроет он ноздрю, да как дунет — сразу двадцать баевых слуг вверх тормашками летят. И тот бородач, что в земле возиться любил, от него не отставал. Стукнет справа — гора, а под нею тридцать человек землею присыпало, стукнет слева — еще одна гора, а под нею сорок человек землею присыпало. А уж когда Камыр-батыр своей железной дубинкой махал, столько байских слуг на землю падало, что и сосчитать трудно.

Не выдержат бай:

— Ладно, говорит, — отдаю тебе в жены мою родную дочь.

И такое веселье началось: тридцать дней к свадьбе готовились, сорок дней справляли. Сварили мясо пяти непойманных кобылиц — весь народ накормили досыта.

И я на свадьбе этой был — угощению края не видно было, корочки беляшей в небо уходили, мед бочками стоял — ковшами пили. А мне рукояткой досталось.

Вы и сами знаете: если человек беден — путешествует он пешком. Да и не было тогда ни машин, как сейчас, ни паровозов.

Взял парень мешок, положил туда сухарей побольше и отправился в дорогу. Он идет, и время идет — вот уже месяц прошел, другой начался. Если сильно хочется есть, берет сын бедняка из мешка сухарь, запивает его водой из речки и дальше торопится.

Вошел он однажды в большой темный дремучий лес. Шел-шел по дороге, а она потихонечку становилась все уже, все нехоженнее, пока совсем не превратилась в маленькую, чуть заметную тропку. «Что ж, заблужусь, так заблужусь. Пойду этой тропинкой до конца», — подумал наш храбрец и продолжил путь. И вышел к подножию высокой-высокой горы. Такая она была высокая, говорят, что если попробуешь посмотреть на ее вершину, то шапка упадет с твоей головы. А тропинка дальше продолжается — в гору ведет.

«Будь, что будет!» — решил джигит и пошел в гору. Непросто это оказалось. Склоны горы крутые, как стены. Под ногами камушки мелкие, булыжники огромные. Три недели лез сын бедняка вверх. А как добрался до вершины, смотрит: чудесный сад растет. Деревья, красивей которых он в жизни не видел. А на деревьях плоды, вкуснее которых никогда не пробовал. И птицы поют. Взобрался парень на самое высокое место, чтобы вокруг оглядеться. Далеко было видно ему — все как на ладони.