Три капли на стакан - страница 10

— Зачем ему столько? — пробормотал Эллиот, как-то странно морщась.

— Давайте быстро. Я кивнула и окликнула: — Флемм! Я ненадолго.

— А, Эйлин, — аптекарь обернулся. Его приятное лицо сияло, а собранные в хвост светлые волосы чуть не искрились от энтузиазма.

— Это будет открытие! Настоящий прорыв в медицине! Ты только представь… Лейтенант почему-то страдальчески скривился и отвернулся.

— Флемм, — перебила я, — у меня мало времени. Я потом к тебе зайду, ладно? А сейчас ответь на пару вопросов.

— Ладно, — покладисто согласился он. И спохватился: — Присаживайтесь! — Спасибо, мы постоим! — поспешно ответила я. Чрезвычайно аккуратный во время опытов, в быту Флемм превращался в рассеянного гения. Так что в кресле могли обнаружиться забытая тарелка или грязные носки.

— Так что за вопросы? — нетерпеливо напомнил Флемм. А Эллиот вдруг шмыгнул носом. Хм, что это с ним? — Скажи, ты никому не продавал черноголовник? — спросила я напрямик. Аптекарь озадаченно моргнул.

— Нет, а что? Надо? Я таким не занимаюсь, ты знаешь. Но ради тебя могу. Я чуть за голову не схватилась. Сама непосредственность! Флемму всегда не хватало денег на опыты. И осторожности тоже.

— Надо, — вмешался вдруг Эллиот. Он сунул руку в карман плаща, вытащил портмоне и, не скупясь, вынул несколько купюр. Я присмотрелась… А не бедствуют наши полицейские! Лейтенант сунул аптекарю деньги… и вдруг оглушительно чихнул. А потом еще раз.

— Проклятые апельсины, — пробормотал он.

— Пойдемте, мисс Вудс! Я торопливо сказала: «До свидания!» Флемму (он только кивнул, уже с головой погрузившись в опыты) и последовала за полицейским.

На улице Эллиот отдышался и даже перестал чихать. Только кончик носа у него покраснел.

— Пойдемте, перекусим! — не глядя на меня, скомандовал он. Я послушно засеменила следом. Проклятые каблуки, ноги уже отваливаются! В кафе лейтенанта явно знали. Официант просиял улыбкой и почтительно поздоровался.

— Вам как обычно, мистер Эллиот? — учтиво осведомился он.

— Да, Джордж, спасибо, — рассеянно ответил лейтенант, привычно направляясь к дальнему столику у окна.

— А ваша спутница? — официант бросил на меня единственный взгляд, и мне почудилось в нем неодобрение. Похоже, светловолосых здесь не жаловали.

— На ваш вкус, мистер Эллиот! — быстро сказала я.

— Тогда удвойте заказ, — велел Эллиот. Время завтрака уже прошло, а до ленча оставалась пара часов, так что народу в кафе было совсем немного. Одинокий старичок с чашкой кофе и эклером и влюбленная парочка с мороженым — вот и все посетители. Лейтенант поглядывал на меня с каким-то непонятным выражением лица. А я молча рассматривала обстановку: добротная мебель, приглушенный свет, кружевные салфетки и вазы с цветами. На нашем столике красовались чайные розы — роскошь по мартовским меркам.

— Скажите, мисс Вудс, — наконец заговорил Эллиот.

— Почему вы привели меня именно в эти три аптеки? В городе их десяток минимум.

— Больше, — пожала плечами я.

— Штук двадцать.

— Тем более, — не стал спорить он.

— Так чем подозрительны эти? Понимаю, с Толботом и Рейстедом вы не в лучших отношениях… Кстати, почему? Но мистер Флемм — ваш приятель… Он умолк.

— Друг, — поправила я. Поймала себя на том, что нервно комкаю салфетку, и сложила руки на коленях.

— А причина проста. Я ведь говорила, что черноголовник — дело рук кого-то из альбов. Без нашей магии его не получить. Эллиот поморщился — даже само слово «альбы» было запрещено. «Проклятое семя» и «проклятая кровь» — вот как нас называли. Изредка еще блондинами и белоголовыми.

— Кроме моей аптеки, в городе только три, в которых работают наши, — продолжила я угрюмо.

— Нас мало осталось, лейтенант! — Разве доктор Рейстед — ваш? — возразил он.

— О, нет! — с чувством сказала я.

— Но… Официант почтительно расставил на столе вазочку с крохотными печеньицами, блюдо с бутербродами, чашки и большой кофейник.

— Приятного аппетита! — пожелал он и растворился между кадками с пальмами.

— На него работают две девушки, — продолжила я.

— Наших. Эллиот щурил внимательные темные глаза и пил кофе.

— Он их заставил? — Да! — Печенье хрупнуло в моих пальцах, и я опустила взгляд, пряча ненависть.