Три комнаты на Манхаттане - страница 12

На миг он прикрыл глаз. А когда открыл, то увидел себя как бы со стороны, глазами другого человека, только гораздо яснее: вот он стоит на Пятой авеню, а за руку его уцепилась женщина, которой он не знает и с которой идет неведомо куда.

Она неверно поняла его состояние.

— Я тебе надоела?

— Да нет, напротив.

— Тебе интересно узнать, какая я была в шестнадцать лет?

Что ему было делать: попросить замолчать или же, наоборот, продолжать? Он не знал. Знал только одно: когда она рассказывает, он чувствует в левой стороне груди глухую боль, что-то вроде страха.

Почему? Непонятно. Уж не потому ли, что ему хочется, чтобы, ее жизнь начиналась с прошлой ночи? Вполне возможно. Впрочем, это не имело никакого значения, так как он внезапно решил больше не сопротивляться.

Он слушал. Шагал. Смотрел на светящиеся шары фонарей, образующих длинную, уходящую в бесконечность перспективу, смотрел на бесшумно пролетающие такси, в которых, как обратил он внимание, сидели исключительно пары.

А разве недавно он не испытывал неотвязное желание стать половинкою пары? Чтобы у него на руке висела женщина, как сейчас висит Кей?

— Давай зайдем на минутку?

Нет, на сей раз она предложила зайти не в бар, а в аптеку, и при этом улыбнулась ему. И он понял ее улыбку. Понял, что она в этот миг, как и он, подумала: это означает новый этап в их близости, ведь она хотела купить необходимые туалетные принадлежности.

Она позволила ему заплатить, и он был счастлив, и еще он обрадовался, когда продавец обратился к ней «миссис».

— А теперь, — объявила она, — можем возвращаться.

Он не смог удержаться от насмешливой реплики, хотя мгновенно пожалел об этом:

— Не выпив по последнему виски?

— Не выпив, — совершенно серьезно ответила она. — Сегодня вечером я себя чувствую словно бы шестнадцатилетней девушкой. Тебе это не слишком надоело?

Ночной портье узнал их. Как объяснить то, что вульгарный фиолетовый свет нескольких букв над входом, складывающихся в слово «Лотос», может обрадовать? Точно так же, как радует, что невзрачный, безразличный человечек встречает вас, как старых клиентов? Как радует то, что ты вновь оказался в безликой обстановке гостиничного номера и обнаружил на кровати две взбитые подушки?

— Сними пальто и сядь. Ладно?

Он подчинился и неожиданно ощутил волнение. Кажется, она тоже была немножко взволнована. Хотя неизвестно. Бывали моменты, когда он ненавидел ее, а бывали вот вроде как сейчас, когда ему хотелось положить голову на плечо этой женщины и разрыдаться.

Он устал, но расслабился. Он ждал с легкой улыбкой на губах, и она перехватила эту его улыбку и, видимо, поняла, потому что подошла к нему и поцеловала, в первый раз за день; в ее поцелуе не было вчерашней плотской жадности и не было страсти, родившейся, казалось, из отчаяния; нет, она ласково поднесла свои губы к его, какое-то мгновение помедлила, не решаясь прикоснуться к ним, и, наконец, с нежностью приникла.

Он закрыл глаза, а когда открыл, обнаружил, что глаза у нее тоже закрыты, и он испытал к ней благодарность за это.

— А теперь отпусти меня. Сиди не шевелись.

Она погасила люстру, оставив лишь маленькую лампочку под красным шелковым абажуром на столике. Потом достала из шкафа бутылку виски, которую они почали ночью.

Она сочла необходимым объяснить:

— Это совсем не то.

Но он уже понял. Она наполнила два стакана, без поспешности, тщательно, с сосредоточенностью хозяйки дома дозируя виски и воду. Один она поставила рядом с Комбом и на ходу, легонько, с лаской коснулась его лба.

— Тебе хорошо?

Сама же уже знакомым движением сбросила туфли и клубочком, в позе маленькой девочки свернулась в кресле.

Потом вздохнула и голосом, какого он еще не знал, произнесла:

— А мне хорошо!

Между ними расстояние было с метр, не больше, но оба знали, что не пересекут этого пространства, по крайней мере сейчас. Из-под полуопущенных век они поглядывали друг на друга, и оба были счастливы, обнаруживая во взгляде партнера мягкий и как бы успокоительный свет.

Может, она сейчас заговорит?

Она действительно открыла рот, но, оказывается, только для того, чтобы пропеть, а верней, чуть слышно прошептать ту недавнюю песенку, которая стала их песней.