Три мушкетёра - страница 19

стр.

Не успел он спуститься до следующей площадки, как железная рука ухватила его за перевязь и остановила на ходу.

– Вы спешите, – воскликнул мушкетер, побледневший как мертвец, – и под этим предлогом наскакиваете на меня, говорите «простите» и считаете дело исчерпанным? Не совсем так, молодой человек. Не вообразили ли вы, что если господин де Тревиль сегодня резко говорил с нами, то это дает вам право обращаться с нами пренебрежительно? Ошибаетесь, молодой человек. Вы не господин де Тревиль.

– Поверьте мне… – отвечал д’Артаньян, узнав Атоса, возвращавшегося к себе после перевязки, – поверьте мне, я сделал это нечаянно, и, сделав это нечаянно, я сказал: «Простите меня». По-моему, этого достаточно. А сейчас я повторяю вам – и это, пожалуй, лишнее, – что я спешу, очень спешу. Поэтому прошу вас: отпустите меня, не задерживайте.

– Сударь, – сказал Атос, выпуская из рук перевязь, – вы невежа. Сразу видно, что вы приехали издалека.

Д’Артаньян уже успел шагнуть вниз через три ступеньки, но слова Атоса заставили его остановиться.

– Тысяча чертей, сударь! – проговорил он. – Хоть я и приехал издалека, но не вам учить меня хорошим манерам, предупреждаю вас.

– Кто знает! – сказал Атос.

– Ах, если б я не так спешил, – воскликнул д’Артаньян, – и если б я не гнался за одним человеком…

– Так вот, господин Торопыга, меня вы найдете, не гоняясь за мной, слышите?

– Где именно, не угодно ли сказать?

– Подле монастыря Дешо.

– В котором часу?

– Около двенадцати.

– Около двенадцати? Хорошо, буду на месте.

– Постарайтесь не заставить меня ждать. В четверть первого я вам уши на ходу отрежу.

– Хорошо, – крикнул д’Артаньян, – явлюсь без десяти двенадцать!

И он пустился бежать как одержимый, все еще надеясь догнать незнакомца, который не мог отойти особенно далеко, так как двигался не спеша.

Но у ворот он увидел Портоса, беседовавшего с караульным. Между обоими собеседниками оставалось свободное пространство, через которое мог проскользнуть один человек. Д’Артаньяну показалось, что этого пространства достаточно, и он бросился напрямик, надеясь как стрела пронестись между ними. Но д’Артаньян не принял в расчет ветра. В тот миг, когда он собирался проскользнуть между разговаривавшими, ветер раздул длинный плащ Портоса, и д’Артаньян запутался в его складках. У Портоса, по-видимому, были веские причины не расставаться с этой важной частью своего одеяния, и, вместо того чтобы выпустить из рук полу, которую он придерживал, он потянул ее к себе, так что д’Артаньян, по вине упрямого Портоса проделав какое-то вращательное движение, оказался совершенно закутанным в бархат, плаща.

Слыша проклятия, которыми осыпал его мушкетер, д’Артаньян, как слепой, ощупывал складки, пытаясь выбраться из-под плаща. Он больше всего опасался как-нибудь повредить роскошную перевязь, о которой мы уже рассказывали. Но, робко приоткрыв глаза, он увидел, что нос его упирается в спину Портоса, как раз между лопатками, другими словами – в самую перевязь.

Увы, как и многое на этом свете, что блестит только снаружи, перевязь Портоса сверкала золотым шитьем лишь спереди, а сзади была из простой буйволовой кожи. Портос, как истый хвастун, не имея возможности приобрести перевязь, целиком шитую золотом, приобрел перевязь, шитую золотом хотя бы лишь спереди. Отсюда и выдуманная простуда и необходимость плаща.

– Дьявол! – завопил Портос, делая невероятные усилия, чтобы освободиться от д’Артаньяна, который копошился у него за спиной. – С ума вы спятили, что бросаетесь на людей?

– Простите, – проговорил д’Артаньян, выглядывая из-под локтя гиганта, – но я очень спешу. Я гонюсь за одним человеком…

– Глаза вы, что ли, забываете дома, когда гонитесь за кем-нибудь? – орал Портос.

– Нет… – с обидой произнес д’Артаньян, – нет, и мои глаза позволяют мне даже видеть то, чего не видят другие.

Понял ли Портос или не понял, но он дал полную волю своему гневу.

– Сударь, – прорычал он, – предупреждаю вас: если вы будете задевать мушкетеров, дело для вас кончится трепкой!

– Трепкой? – переспросил д’Артаньян. – Не сильно ли сказано?

– Сказано человеком, привыкшим смотреть в лицо своим врагам.