Три песеты прошлого - страница 3

С героями своей будущей книги Вис знакомится на кладбище Вильякаррильо, небольшого городка, куда он приезжает, чтобы присутствовать на церемонии перезахоронения останков последнего республиканского алькальда, расстрелянного в 1939 году. Это одна из центральных, ключевых сцен романа. Собравшиеся — почти все местные жители — многое видели своими глазами и готовы поделиться с Висом горькими воспоминаниями. Здесь, возле кладбищенских ворот, на которых еще различимы сквозные отверстия от пуль, прошлое оживает с особой силой. Сколько человеческих судеб, сколько ярких, запоминающихся характеров проходят перед читателем! Вот старый социалист Кандидо, много выстрадавший за свои убеждения; его жена, приговоренная к двадцати годам тюрьмы только за то, что оба ее брата были республиканцами. Навсегда врезается в память образ Мерседес, преступившей, кажется, все границы человеческих возможностей и добившейся разрешения провести со своим мужем, приговоренным к смерти, последние часы, нашедшей силы обрядить его в могилу при жизни. Какой болью и трагизмом пронизаны бесхитростные, неумелые строки поэмы, которую складывает в тюрьме мать этого человека, узнав о судьбе сына. История за историей проходят перед читателем. Столько людей, желая добра и справедливости, искренне, с чистым сердцем служили Республике, не совершая никаких преступлений, а потом представали перед военными судами, учрежденными Франко сразу после войны для расправы с теми, кого можно было заподозрить хотя бы в малейшей нелояльности. Это были годы массовых репрессий, годы, когда террор стал официальной внутренней политикой, когда через мелкое сито “победители” просеивали все население страны. Для того чтобы приговорить человека к смертной казни, достаточно было просто заключения местного отделения фаланги (фашистская партия) о его неблагонадежности. Почти все, с кем встречается Вис во время поездки в Вильякаррильо и Кастельяр, прошли через подобное судилище. Вот хотя бы Хосе Морено, только за свои политические взгляды приговоренный к двадцати годам тюрьмы, виновный лишь в принадлежности к молодежной социалистической организации. За это его заставляли присутствовать на расстрелах, а потом хоронить убитых товарищей. Но, несмотря ни на что, он не отрекся от своих взглядов и вернулся в родные места после ссылки с высоко поднятой головой.

И таким судьбам несть числа. Каждая из них интересна и значительна сама по себе, каждая исполнена подлинного трагизма, а вместе они образуют “клубок трагедий”, за которым проступают контуры великой национальной трагедии, которой стала для Испании гражданская война.

Один из самых ярких образов книги — алькальдесса Кастельяра. Судьба назначила этой женщине из народа, жившей всегда не просто так же, как другие, а беднее многих, быть в течение целых трех лет — очень непростых в истории страны лет — в самом буквальном смысле слова вершительницей судеб людских. И она вершила их, исходя из чувства справедливости и доброты, заботясь в первую очередь о том, чтобы у детей были хлеб и молоко, а души взрослых не разъедала ненависть. “Получила всю власть и могла причинить зло кому угодно, — вспоминает эта женщина. — Но я была матерью девяти детей и никому не хотела причинять зла. Многих я посадила в тюрьму, но только потому, что на воле их жизнь была в опасности. Но убивать, как вы знаете, я никого не убила”. У алькальдессы была простая мечта — “вырастить детей и чтоб всем в Испании жилось хорошо”. Ради этого она три года, рискуя жизнью, спасала людей — кого от голода, кого от скорой, без суда и следствия, расправы. И спустя много лет, несмотря на все, что выпало ей на долю, на то, что к ней самой никто не проявил ни справедливости, ни хотя бы объективности, на то, что ее обвинили в убийстве, посадили в тюрьму, потом выслали, алькальдесса гордится своим прошлым. И гордится им с полным на то основанием, ибо слишком часто в небольших провинциальных городках, где все друг друга знают, быстрая смена власти во время гражданской войны оборачивалась кровавой местью и резней, и причиной тому часто были не политические разногласия, а просто сведение счетов. У алькальдессы было моральное право сказать в горькую минуту: “Я прошу народ присмотреть за моими детьми”, потому что она ежедневно, в течение трех лет, рисковала жизнью ради народа и его детей, проявляя при этом чудеса доброты, достоинства и мужества.