Три поколения - страница 9
На гребне погуливал ветер. Зыбкая пелена тумана двигалась как живая, но тумана не боялся медвежонок. Весь мир в представлении звереныша делился на «страшных» и «нестрашных», «съедобных» и «несъедобных».
К «страшным» принадлежал и Никодим. Следов его ног пестун боялся. В коричневых глазках звереныша вспыхивали искры, шерсть дыбилась: он казался и грозней и выше ростом. Но вскоре пестун привык к следам Никодима.
Первый камень, плоской формы, который отодрал и бросил медвежонок, упал плашмя и не покатился. Пестун удивленно посмотрел на него, подошел, обнюхал, взял в лапы, поднялся на дыбки и снова бросил. Но камень раскололся, куски его проползли немного и тоже остановились.
Как все это не походило на то, что наблюдал он вчера! Медвежонок стоял, опустив лобастую голову. Вдруг он круто повернулся и подбежал к большому круглому валуну. Звереныш с трудом облапил его и понес, широко расставляя лапы. На краю гребня пестун выпустил камень, и валун загремел в глубину ущелья.
Медвежонок упал на брюхо, свесил голову и замер, наблюдая за прыжками тяжелого камня. Короткие, словно обкусанные, ушки звереныша вздрагивали, пушистый хвостик возбужденно шевелился.
Никодим издалека услышал своего Бобошку, а вскоре и увидел его на гребне.
— Родители! Святители! — закричал мальчик.
Он и обрадовался, что медвежонок жив, и, увидев пестуна за пуском камней, изумился переимчивости и уму Бобошки. Мальчик затаился в ущелье и долго наблюдал, как тешился медвежонок, пуская тяжелые и круглые валуны. Его поразила страшная сила звереныша. К обрыву он подкатывал камни, какие и мужику были бы не под силу.
От спущенных валунов по склону ущелья в кустарниках и травах образовалась широкая дорога. Стремительный бег камней внизу останавливала только крутая стена тайги. Многие из вековых пихт были серьезно поранены, белея сорванной корою.
А пестун все тешился. Вот он подкатил к обрыву такой валунище, что за ним не было видно самого медвежонка, и столкнул его.
Камень загремел. Перекосив лобастую голову, медвежонок слушал грохот в ущелье. Подпрыгнувший валун с разлета ударил в пихту на уровне человеческого роста и ссек ее, как былинку. Тяжелое дерево с треском рухнуло наземь, подминая под себя мелкие пихты.
«Уйти от греха. Убьет! Догадало эдакой игре научить чертушку…»
Недовольный, Никодим отправился домой. Дорогой он застрелил трех молодых глухарей.
Темнело что-то уж очень быстро. В лесу наступила та особенная, мертвая тишина, когда даже и трепетная осина, точно окаменев, не дрогнет ни одним листом.
Миг этого, какого-то общего оцепенения обычно краток, но так разителен контраст движения и жизни с полным безмолвием, что его одинаково безошибочно отмечает все живое.
Мальчик тревожно взглянул на небо и увидел, что дальний край его угрожающе почернел.
«Быть грозе!»
От острого глаза Никодима не укрылась и жалкая серенькая пичуга, бесшумно скользнувшая в щель утеса, и фанатики труда — муравьи, побросавшие ноши в спешном бегстве к муравьищу.
Сгущаясь, темнота надвигалась стремительно.
— Эк занесло! — нарушая тягостное безмолвие, громко сказал Никодим и побежал в противоположную сторону от заимки.
Мальчик понял, что гроза застанет его в пути, если он побежит к дому. Поблизости от горы, похожей на конскую голову, была пещера. В нее и скользнул он перед самым наступлением темноты, как серенькая пичуга в щель утеса.
Чернота ночи подступила к самым глазам.
Мальчик только что хотел развести костер, как налетел ураган с ливнем. Нарастающий шум его Никодим услышал издалека. Клокочущее кипение воздуха чувствовалось даже за стенами пещеры.
Разрубая свинцовую пучину неба, причудливым зигзагом скользнула нестерпимо белая молния. И тотчас же над горами, над вздыбленной тайгой с сухим, раскатистым треском ударил гром.
При вспышке молнии Никодим увидел, как столетний лес под напором урагана согнулся, точно гибкий тальник.
Рев и свист обрушился на пещеру. Жгучий накал молний разрубал чугунное небо теперь уже каждую минуту.
Отблески их вспыхивали в расширенных зрачках Никодима, и вслед за тем к самым ресницам его подступали краткие промежутки непроницаемой черноты. Косые, бичующие землю полосы воды лились с неба, радужно сверкая. Гром гремел уже непрерывно. Под рев, стон и треск тайги, под шум ливня мальчик крепко заснул, зарывшись в мягкий, сухой мох.