Три повести - страница 21

И вдруг я слышу:

— Айрума! Айрума! Айрума!

Слышу явственно, четко.

Непонятное слово доносится откуда-то сверху, с горы. Что это? Имя чье-нибудь? Или условный зов? Я это слово как-то уже слышала однажды ночью.

— Айрума! Айрума! Айрума!

Может, это таинственные сигналы марсиан? Во всяком случае, странно звучат они в ночи.

— Айрума! Айрума! Айрума!

Голос то замирает, то раздается где-то совсем рядом, над самым ухом.

Я любовалась ночным пейзажем не меньше часа.

А вот уж после этого уснула как убитая.

Утром я попросила свою хозяйку объяснить мне, что значит таинственное слово «Айрума».

— Ах! Ах! — всплеснув руками, воскликнула она. — Молния на его голова! Гром его убивай! Это Шанаф! Он медведь гоняй, который кукуруза кушал…

Смыр разъяснила, что «Айрума» — это припев из «Пляски медведей». Шанаф воспользовался им, чтобы пугать непрошеных любителей кукурузы в пору ее молочно-восковой спелости…

Директор созвал педагогический совет. Обсуждались вопросы, связанные с первой неделей нового учебного года. Присутствовали все педагоги, в том числе и учитель по основам сельскохозяйственного производства — молчаливый молодой брюнет, и учитель по труду — спортивного вида товарищ. Мы, преподавательницы русского языка, сидели в одном ряду.

Кирилл Тамшугович, занимавший место в голове стола, казался совершенно подавленным. Он был небрит, как и при нашей первой встрече, говорил замогильным голосом, старался не глядеть нам в глаза.

С точки зрения формальной дела обстояли неплохо: год начат вовремя, педагоги на месте, почти все учащиеся школьного возраста привлечены к учебе. Явился даже Есыф Базба.

Все эти положительные моменты были перечислены, ко всеобщему удовольствию, заведующим учебной частью. Но вслед за этим начались жалобы педагогов: кое-где не вставлены еще стекла, одна из дверей плохо закрывается, мел попадается сырой, тряпки для досок отвратительные. Это вроде бы мелочи. А вот недостатки и посерьезнее: тесна и очень неудобна столярная мастерская, нужны слесарные инструменты. Мало лопат, кирок и цапок. Плуг надо ремонтировать. Преподаватель по физкультуре начисто забраковал почти весь спортивный инвентарь…

— Знаю, знаю, — говорил директор.

Он мрачно взывал к нашей самодеятельности, предлагая сделать все возможное, а тем временем, дескать, он примет все зависящие от него меры.

Подняли вопрос о дровах. Директор заявил, что в самые ближайшие дни ему обещали завезти достаточное количество дров. Так что вопрос этот можно считать решенным.

Заседание продолжалось часа полтора, а могло бы закончиться и раньше, если бы не чрезмерные, на мой взгляд, жалобы преподавателей по труду и физкультуре.

Вот уже несколько дней село живет делом Романа Смыра. Его проделки переполнили чашу терпения крестьян. В районный центр — в исполнительный комитет — посыпались заявления. Рассказывали, что скопились десятки таких заявлений. Как только не честили этого Романа! Какие только факты не приводились в заявлениях!

И вот в один прекрасный день на легковой машине прикатил товарищ из района. Прикатил и тут же заперся в кабинете председателя сельсовета.

Рассказывают, что в этот же день, когда должна была решиться судьба Романа, наглый торговец заявил:

— Я стою на этом месте прочнее, чем эти горы.

А «это место» значило прилавок.

Тем не менее в сельский Совет поодиночке вызывали авторов заявлений, в том числе и одного из наших педагогов. Все показания старательно записывались. К концу дня, говорят, набралась пухлая папка бумаг, которая непременно должна была раздавить Романа или любого подобного ему жулика. Но человек, как говорится, предполагает…

Когда же вызвали самого Романа для дачи объяснений чуть ли не по тридцати пунктам, он, говорят, отвечал на вопросы не запинаясь и с улыбкой. Суть почти всех его ответов сводилась к одному слову — «нет». Он горько сетовал на недоброжелателей, которые, мол, вознамерились свергнуть его, чтобы заменить другим, менее «принципиальным» человеком. Интриги, интриги, интриги!.. Против него все интригуют. На его пост зарятся десятки людей. Его готовы съесть живьем!..

Но кое-что он и «признавал». Признавал, например, что в «отдельные моменты допускает грубость по отношению к некоторым покупателям», что «зачастую не обеспечивает высокого уровня культурной торговли», что «не всегда повышает свой политический уровень». И так далее. И так далее. Бил в грудь и клял себя за то, что последние «три недели не заглядывал в газеты и не слушал радио за неимением времени», а недоставало времени только потому, что занят был по горло «выполнением и перевыполнением плана не только в целом, но и по ассортименту».