Три рассказа из сборника «Поворот все вдруг» - страница 28
— Как Иришка и детишки?
Даже в темноте было заметно, что Демин покраснел.
— Мальчик, — сказал он.
— Так тебе и надо. Поздравляю. — И Сейберт толкнул его в плечо.
С правого борта в море лежал низкий силуэт истребителя. Тот самый силуэт, из-за которого Володя Апостолиди привел в полную боевую готовность единственное вооружение своего корабля: шесть трехлинейных винтовок. К этому силуэту и обратился Володя, когда наконец обрел дар слова.
— Что же это такое?
Ответил Демин:
— Истребитель «Бесстрашный». Я им командую.
Володя резко повернулся на голос. На полубаке молчаливым укором стояли фигуры с винтовками.
— Но что вы здесь делаете?
— Гуляем в дозоре. Вышли из Керчи и когда-нибудь вернемся туда же. А вы как сюда попали?
Володя с усилием выпрямился. Теперь нужно было говорить резко и решительно, иначе он перестанет быть командиром:
— Как видите, идем на Новороссийск.
— Ничего не вижу. Вы милях в тридцати южнее курса.
Володя схватился за поручень. Это было совершенно невероятно. Очевидно, над ним издевались. Что ответить? Как осадить?
— Плохо считали, товарищ. Не иначе как ваш истребитель ходит на спирту. — Отмахнул рукой и быстро ушел.
— Ошалел? — вполголоса спросил Демин.
— Вроде, — ответил Болотов. — А ты уверен насчет нашего курса?
Демин на минуту задумался.
— Похоже, что так, однако точно не скажу. Мы два дня без берегов, а на катерах штурманство ровненькое. Компас скачет, мотористы меняют обороты...
— Значит, не на спирту ходишь? — поинтересовался Сейберт.
— На бензине. В Керчи его хватает.
— Керчь прогрессирует. При мне там просто ничего не было.
— А Леночка Кудрявцева?
— Замолчи, молодой дурак. Леночка — небесное создание, и сердце мое обливается кровью при мысли, что она от меня оторвана, беззащитна и встречается с такой шантрапой, как ты. Идем пить чай.
«Шурка, друг, я с тобой не согласен.
Документальный метод великолепен, но необязателен и неудобен. Кроме того, он мне надоел. Сейчас нет журналов, не набитых до отказа фактами и автобиографиями, нет людей, не занятых писанием человеческих документов. Я не сомневаюсь в их праве на это, но полагал бы необходимым ограничить их вредную деятельность.
Они врут лучше любого беллетриста, поэтому я предпочитаю заниматься откровенной перестановкой материала и не претендую на историческую точность.
Кавалерия атаковала Санькин миноносец, а не твой, на нижнем плесе, а не на среднем, и годом позже, но этот бой мне нужно было связать с походом по Мариинской системе — достаточно длинным и скучным, чтобы позволить его участникам заняться перестройкой своих мировоззрений. Дуэль небезызвестного тебе Пупки по стилю подошла к Мурману, и я перенес ее с Волги.
Иные подмены были вызваны соображениями стиля. Осетров мы тралили вместе, но себя я не ввел, чтобы не ломать жанра. Иные — соображениями приличия: женить героя в конце книги, по-моему, непристойно, и я скрыл твой брак от читателя.
Так и скажи Марусе — пусть она тебя не ревнует к вымышленной керченской Леночке.
Факты неудобны: в начале этого рассказа ты обещал до конца дней своих служить на флоте, а сейчас делаешь дырки на Турксибе. Как я объясню читателю твое непостоянство, если он уже знает, что ты восемь лет женат?
На этом кончаю. Автору бывает полезно поговорить со своим героем, но заговариваться ему не следует.
Привет семейству от меня и Деминых. Ленька получил миноносец. Ирина была на юге, загорела и собирается тебе писать.
С.
Р. S. На всякий случай имей в виду: все действующие лица настоящей книги целиком являются вымышленными. Это общепринятая, очень удобная английская формула».
Берега не было. Было быстро темневшее море, почти совсем темное небо и пустая линия дрожавшего в бинокле горизонта. У Володи холодели глаза и сводило пальцы. Почему не было берега?
По счислению он должен был открыться три часа назад... По счислению... Даже если ход был не десять, а девять, он мог опоздать только на два часа. Значит, курс... — И Володя ощутил приступ тошноты. Путевой компас действительно застаивался, — это он сам видел.
Ветер короткими шквалами налетал с кормы, встряхивал пароход и, завивая мелкую рябь, летел вперед. От него звенел такелаж, громко шипела вода, и тревога становилась еще болезненней.