Три жизни одного человека - страница 3

В следующий раз я увидел Нику через полгода. Серёга попросил меня помочь собрать новую стенку. В моём ящике работа заканчивалась строго в шесть пятнадцать, и в семь я был уже у него. Светка быстро накормила нас ужином, и мы взялись за дело: разложили на столе схему, крепежи, инструменты и начали собирать. Помню, через какое-то время мы решили устроить небольшой перекур и пошли на кухню, где у него над заросшей копотью дырой-вытяжкой был фирменный вентилятор,  создававший такую тягу, что в решётку засасывало не только дым, но и зазевавшихся мух. Мы выкурили по одной, хлебнули холодного пивка, припасённого к случаю, и тут в дверь позвонили. Этот звонок полоснул меня, словно бритва по горлу. Почему-то я знал, что это пришла Ника.

- Открою, - крикнула Наташка, - это ко мне.

Я слышал, как они разговаривают в прихожей, потом на кухню заглянула Ника, поздоровалась, и они ушли к Наташе в комнату. Одета Ника была в то же, в чем я её увидел в первый раз, так же подкрашена, и оставила ту же лёгкую горьковатую волну духов, что-то вроде укора-напоминания, или грустного воспоминания, достаточную, чтобы заинтригованно вдохнуть, но не задохнуться. Они ушли. Мы допили пиво и тоже ушли к своим деревяшкам. В половине одиннадцатого стало понятно, что сегодня закончить работу не удастся, и мы решили, поскольку был четверг, доделать всё в субботу. Серёга пообещал позвать на подмогу Игорька, мы быстренько завершим начатое,  Светка накормит нас, и мы засядем писать пульку. На том порешили и пошли пить чай.

Пока Светка, подобно многорукой богине Кали, одновременно собирала на стол, заваривала чай, жарила на скорую руку гренки, я, делая вид, что слушаю Серёгу, на самом деле прислушивался к звукам из  Наташиной комнаты, пытаясь выяснить, ушла уже Ника или ещё нет, но понять это наверняка было трудно: там глухо бухала музыка. В самый разгар чаепития Ника опять заглянула на кухню. Она была уже одета.

- До свидания.

- Ника, подожди, а чайку попить? – спросила Светка.

- Поздно уже. Спасибо, но я всё-таки пойду.

- Ну, смотри... А то попей, а Макс тебя потом проводит до дома...

- Да мне же близко, я добегу...

Я поставил чашку.

- Подожди, Ника. Я тоже сейчас ухожу. Я тебя всё-таки провожу. Двенадцатый час как никак...

Мы шли под тёплым мелким дождичком. Разговор не клеился. Она была не того сорта, чтобы к ней стандартно кадриться, а спрашивать о школе было глупо. Это бы только подчеркнуло её детскость что ли... Но так как других тем никак не подворачивалось, я всё-таки спросил о школе:

- Боишься выпускных?

- Ещё как... Знаю, что уж тройки-то поставят, а всё равно трясусь.

- Я тоже трясся. Теперь так смешно вспоминать. И тебе когда-нибудь будет смешно.

- А мне кажется, я всю жизнь буду видеть в кошмарных снах экзамены. Особенно физику. Уж скорей бы всё это закончилось.

Я принялся рассказывать об экзаменах в институте, вспоминал всякие забавные случаи, она слушала и улыбалась. Перед своим домом она остановилась и повернулась ко мне лицом.

- Ну, вот мы и пришли. Спасибо большое, что проводили. – Я хорошо запомнил, что она обратилась ко мне на «Вы».

Мы распрощались и расстались. Через стекло я видел, как она подошла к лифту и нажала кнопку. Я подождал, пока лифт придёт, убедился, что она зашла в него и уехала, и пошёл к остановке с ощущением маленькой утраты.

Я пишу, сдвигаю пласты времён, перехожу, перескакиваю с одного на другой и беру след самого себя, того, молодого, которого уже нет, и не будет никогда. Ускоряю обратный ход и, наконец, вижу меня-его, идущего сквозь темень и мелкий весенний дождичек  от Никиного дома к автобусной остановке. Он останавливается и закуривает. Небольшая кучка матерящихся и гогочущих жеребцов замолкает, прикидывая шансы побить и при удачном раскладе отобрать деньги. Он спокойно курит. Он их не боится. Он не любит драк, потому что если влезает в драку, моментально звереет и дерётся по полной. Такие вещи всегда чувствуются, и, наверное, поэтому, пацаны утихают.  Подходит автобус. Он делает последнюю затяжку, кидает сигарету под колёса и входит в заднюю дверь. Всё это кажется настолько реальным, что я кричу ему: