Три жизни Юрия Байды - страница 6
Из кузни потянуло острым дымком. У распахнутой двери сидело несколько заказчиков. Куприян, проводив Кормыгу, занялся с ними. Юрась к колхозным нарядам, квитанциям и прочим денежным документам, не допускался, его дело — бухать молотом да смотреть, чтобы пшик не получился. Но Юрась все понимал и без документов. Если б не бухгалтер Кормыга, «левые» заказчики давно бы дяде боком вылезли. Кормыга ух какой хитрющий и предусмотрительный, как хороший шахматист: за десять ходов видит, что впереди. Это он, как рассказывала бабка Килина, надоумил Куприяна свернуть в 1928 году частную мастерскую, которую тот держал в годы нэпа. Как чувствовал, что для свободного предпринимательства наступают смутные времена. И хорошо, что Куприян послушал его, рассчитал слесарей и кузнецов, а опустевшую кузню запер и занялся извозом.
Через два года, во время коллективизации, Куприян передал помещение кузни в артель и стал трудиться колхозным ковалем. Позднее кузня стала называться филиалом машинно-тракторных мастерских для ремонта колхозного инвентаря. С благословения бухгалтера Кормыги продукция реализовалась по способу лакомок — сборщиц ягод: одна ягода в лукошко, две — в рот…
Юрась догадывался, что за многие заказы деньги в кассу МТС не попадают, и как-то заикнулся было об этом дяде, но тот сильно обиделся и убедил племянника в том, что он чище ключевой воды.
Пока Юрась подгонял заготовленные впрок подковы, Агния стояла, прислонившись плечом к дверному косяку, смотрела на проворную пляску молота по наковальне и многозначительно усмехалась. Вот так всегда: если не шумит, так усмехается, играет губами. Она их не красит, но они у нее всегда будто накрашенные. Такие яркие — просто беда! Но Юрась не из тех, кого можно легко прельстить всякими улыбочками и прочими штучками, хотя порой от штучек этих у него дух захватывает. Вот и сейчас: прибивает подкову, а сам нет-нет да и взглянет краешком глаза на гримасничающую Агнию.
— А, пропасть! — Аж под мышкой резануло — так хватил молотком по пальцу. А девка хохочет как оглашенная. Это вместо того, чтобы посочувствовать. — Нечего тут хаханьки строить под руку! — обозлился Юрась.
Агния шевельнула густо-черными бровями, тщательно зауженными по последней моде до ширины башмачного шнурка. Фыркнула:
— Было б кому строить хаханьки!
— А нет, так отвернись.
— Н-да… Помнится, в школе ты не такой был…
По лицу Юрася пошли красные пятна. Схватил ногу мерина, зажал в станок, принялся вгонять в копыто гвозди, а Агния опять за свое. Что ты ей сделаешь? Хороша ведь чертовка, лучше некуда, но Юрась, опасаясь вновь ударить по пальцу, не отрывал взгляда от работы. И напрасно. Стоило б ему поднять в эту минуту глаза, и он понял бы, что не только ловкость, не только рабочая хватка ей по душе… Но он все стучал и стучал.
«По лбу еще бы стукнул себя, дурак!» — рассердилась Агния и махнула рукой.
Юрась закончил, отряхнул фартук, хлопнул ладонью по крупу мерина:
— Забирай своего одра!
Агния молча отвязала повод, встала на пенек, легко, подпрыгнула и села верхом.
«Странно, — подумал Юрась, — пол-лета прошло, а загар к ней ничуть не пристал. Ноги совсем белые. Белые как сметана, которую она возит в райпотребсоюзовскую столовку… Не иначе сметаной сама мажется».
Агния посмотрела сверху на Юрася, провела прутиком бузины по его лицу, сказала насмешливо:
— Да-а… загордился ты…
— Откуда ты взяла, что я загордился?
— Откуда — это тайна…
— Какая, черт, тайна?
Агния чуть нагнулась к нему, молвила вполголоса:
— Приходи вечером в кино — узнаешь…
И, стеганув коня, ускакала, оставив за собой на площади клубы пыли.
«Вот тебе! Возьми ее голыми руками… Бес, что ли, в ней сидит? — посмотрел Юрась ей вслед. — Другую такую на всем свете не сыщешь. Ума можно лишиться от ее фокусов…»
Пыль над площадью осела, а он все смотрел в ту сторону, где скрылась Агния. Очнулся от тумака дяди Куприяна.
— Чего вылупился на ту стерву?
— А что такое?
— Мало тебе на селе порядочных девок? — топнул в досаде дядя.
Юрась сморщился, точно кислицы откусил. Ссутулил крутые плечи, повернулся и пошел в кузню. Дядя едва удержался, чтоб не запустить в него попавшим под руку дрючком.