Тридцать ударов плетью - страница 8
Рядом с моей клеткой развалившись на стуле сидит Бычара. Он реагирует на шум от моего шевеления и вытаскивает рацию.
– Очухалась! – коротко гавкает в нее.
Далее минут десять ничего не происходит, но потом в подвале появляются такие люди! Год бы их мои глаза еще не видели, этих людей! Старый лис и его шакаленок, который в отличие от меня бодро передвигается на обоих ногах. Эх, слабо я его пырнула…
– Дверь открой! – негромко приказывает Ашотджан Бычаре.
Бычара немедленно подрывается выполнять приказ шефа.
Я не желаю ни приветствовать обоих козлов, ни желать им здоровья, а посему молча смотрю вперед на грязную ободранную стену.
Ашотджан вальяжно входит в клетку и опускается на подобострастно подставленный Бычарой стул. Джамаль мыкается за ним, подходит ко мне и отвешивает звонкую пощечину.
– Сука!
– Сынок! – все так же негромко произносит старый бандит, – Нельзя бить лежачих. Это раз. Нельзя бить больных и слабых. Это два. Женщин, а особенно, лежачих под капельницей, и подавно. Это три.
– Да я ее вообще убью, эту тварь! – истерично выкрикивает придурок, – Ты видел как она мне нож в ногу всадила? А если бы горло вспорола?! Где вообще откопала его?
– Вот поэтому я и пришел с ней поговорить. – осаживает лис шакаленка. – Алина, – обращается он ко мне, и в его тоне не мелькает ничего хорошего. – Ты неподобающе ведешь себя на моей территории!
– Он полез ко мне! Изнасиловать хотел… – я тоже молчать в такой ситуации не собираюсь.
– Да кому ты нужна, насиловать тебя! – сплевывает говнюк прямо на пол. – Да мне любая даст! Ноги раздвинет, умолять будет! На тебя у меня даже не встанет!
Ага, не встанет. Вставал, еще как. Особенно утром!
– Алина. – вновь прерывает своего говнюка Ашотджан. – Мы все к тебе очень хорошо относимся все это время. Ты поделилась почкой с Лалой, и мы этому очень благодарны.
Поделилась, ага. Какой же он сволочь и лицемер!
– Мы создали тебе все условия для реабилитации, для восстановления, хотя могли бы сразу кремировать, ведь документ о смерти уже у меня на руках! Мы даже беременность твою сохранили, я обеспечиваю тебя лекарствами последнего поколения, чтобы не навредить плоду!
Да-да, и ребеночка моего они сохраняют для каких-то своих целей, и меня держат на плаву, только ради второй почки, или возможно, других органов! Эти люди никогда не делают ничего просто так!
– И ты, пользуясь нашей добротой, вероятно, забыла, в качестве кого ты тут находишься!
– Но я не набрасываюсь на людей просто так! Запретите вашему Джамалю приближаться ко мне, и я его пальцем не трону!
Старый лис лишь хмыкает на это, но глаза его остаются серьезными и холодными.
– Джамаль – мой сын, а значит точно такой же хозяин, как и я! И ты обязана ему подчиняться!
– Значит, ему можно угрожая мне ножом насиловать меня, когда захочется?
– Джамаль – парень молодой, горячий, а ты девушка красивая, вернее женщина уже. Чего тебе терять? Будь поласковее с ним, и вероятно, принуждать тебя угрозами и с ножом у горла, он не будет!
Джамаль ухмыляется точно голодная гиена около аппетитной падали. Ему сейчас выдали карт-бланш на меня, на мое тело. А я ничего не могу поделать с этим…
– Но только после того как Лале окончательно полегчает! – Ашотджан кидает предупредительный взгляд на сына.
Вот тебе зараза! Получай гранату! Я с трудом удерживаюсь от ухмылки.
– До этого момента трогать Алину, запрещаю!
Рожа Джамаля немного подсдувается. Он мечет в меня ненавистный взгляд.
– Алина. Но тебе я попытку убийства своего единственного сына просто так не прощу. Я определил тебе наказание. Тридцать ударов плетью.
Они что, совсем обалдели? Это что за средневековье такое?! И разве соизмерима плата за нарушение? Царапина ножом, против полноценной порки? Видимо, на моем лице красноречиво отражается весь ужас ситуации, поэтому Ашотджан решает пояснить:
– Сейчас ты слишком слабая для наказания. Я разрешаю отложить его, до того момента, когда ты немного восстановишься.
– Вы издеваетесь? Меня беременную стегать будете?
– У нас нет цели тебя убить. Лишь наказать. Я сам решу, когда ты будешь к нему готова!
– Но…
– Без «но»! Ты сама вынудила меня так поступить. Возможно, я был слишком добр к тебе до этого. И это моя ошибка, относиться к тебе по-отечески. Но это лишь потому, что верю, что Азамату ты не изменяла. Поверь мне, если бы я был уверен, что ты шлюха, у меня было бы к тебе совершенно другое отношение!