Тридцать второй калибр - страница 12
В половине второго я вернулся в офис, чтобы рассказать Джиму о выигрыше в суде. Еще до обеда я настроился на то, что в честь победы можно провести день на поле для гольфа, но сгустившиеся еще утром облака в два часа разродились моросящим дождем. Когда я принес радостную весть, Джим сидел за столом в своем кабинете. Он встал и схватил меня за руку.
— Молодец, Баппс! Я знал, что ты сможешь! Здорово, что твои дела идут в гору.
— Что-нибудь произошло за время моего отсутствия?
— Да. «Первый национальный» телефонировал около восьми часов. Они сказали, что Хелен хочет занять довольно крупную сумму под залог ее железнодорожных акций. Они решили, что, по-видимому, это деньги для меня, и поинтересовались, могу ли я подождать несколько дней.
— И о какой сумме речь?
— Пятьдесят тысяч долларов.
— Акции столько стоят?
— Да, они стоят в два раза больше. Вот поэтому мне нужно действовать с осторожностью. Она может продать их за пятьдесят тысяч любому брокеру за пять минут.
Я присвистнул.
— Ну и ну! Пятьдесят тысяч. Должно быть, Вудс попросил ее об этом, зная, что ты охотишься за ним.
— Это начало войны. Я рассказал банку, что знаю о деньгах, и что у меня не будет никаких неудобств, если кредит задержится на пару дней. Фактически я попросил Шервуда, кассира, не выдавать кредит, пока он не увидится со мной.
В этот момент зазвонил телефон. Джим взял трубку.
— Алло… Да… Вудс? … Где вы? … Понимаю … Точно в восемь тридцать? … Буду там … Да, я понимаю, я буду там.
Он повесил трубку и весело взглянул на меня.
— Туфли начинают жать, Баппс. Вот и Вудс. Он просил меня поговорить с ним наедине — в загородном клубе точно в восемь тридцать. Сказал, что хочет видеть меня из-за дела, которое касается нас двоих.
— Он попросил тебя о разговоре наедине?
— Да. Он ясно сказал, что я должен прийти один и точно в срок.
— Джим, — возразил я, — ты не можешь идти туда один. Встречаться с этим человеком наедине чертовски опасно.
— Баппс, никакой опасности нет, к тому же я буду не один — со мной пойдет Хелен.
Он вынул из нижнего ящика стола кожаный портфель и сложил в него письма и телеграммы.
— Я в его присутствии покажу Хелен, что он за человек: что вся его любовь к ней объясняется только деньгами, которые я ей дал. Они нужны, чтобы спасти его шкуру. Я искореню из ее сердца все чувства, которые у нее были к нему. Я думаю, что после этого она не только вернется ко мне, но и полюбит меня еще больше. Неважно, насколько придется рассечь руку или ногу, если при быстрой и искусной операции они срастутся снова, став еще лучше, чем раньше. Думаю, я выиграю, Баппс.
— Но все же я считаю, что тебе лучше прихватить оружие — вдруг он выкинет какой трюк.
— Раз ты так хочешь, то я так и сделаю. Хотя, что бы ни произошло, использовать его не буду.
Я вышел из офиса, обеспокоенный мыслями о том, что Джим собирается встретиться с таким опасным и отчаянным человеком, как Фрэнк Вудс. Когда парень такого толка видит, что на горизонте маячит тюрьма, он способен на все. Да и сама Хелен, учитывая, что она без ума от него, может стать еще одной опасной деталью. Мне совсем не нравилось, как выглядит ситуация.
Я забрался в машину и медленно поехал по мокрой, скользкой улице. Лобовое стекло было усеяно каплями дождя, так что я опустил его, чтобы лучше видеть дорогу.[6] Осенний дождь бил мне в лицо, смывая мрачные мысли. В конце концов, никто не станет совать голову в петлю палача, как бы он не был мстителен. Ведь мы живем в двадцатом веке, когда никто не может намеренно нарушать закон. Фрэнк Вудс не стал бы публично приглашать Джима на встречу, если бы собирался причинить ему вред. Узнав, насколько осведомлен Джим, и поняв, что игра окончена, Фрэнк тихо покинет город. Конечно, Хелен разочаруется в Вудсе, узнав о его недобросовестности и мошенничестве. Ведь ни одна женщина, тем более такая гордая, как Хелен, не может узнать, что была обманута, и не возненавидеть одурачившего ее человека.
Я остановился на Юниверсити-Юнион и обнаружил, что игровая комната переполнена игроками в бридж. Послеобеденный дождь заставил гольфистов переключиться на карты. Один из них, а именно Терри О'Коннел, как раз уходил, и я занял его место. Я играл до семи, а затем отправился домой поужинать. Дождь прекратился, и прохладный свежий ветер вызвал рябь на лужах и быстро высушил тротуары. Намечавшийся зябкий вечер не испортил моего настроения — я предвкушал теплый уют своего кабинета и хорошую книгу.