Тридцать второй калибр - страница 9
Уикс унес суп и принес жаркое, когда появилась Энни. Девушка была испугана и зла.
— Мистер Фельдерсон?
— Энни, что случилось? — отозвался Джим.
— Сэр, вы сможете подняться наверх?
Мэри встала со своего места.
— Джим, я подымусь, — сказала она.
— Но она хотела видеть мистера Фельдерсона, — как-то резковато сказала Энни.
— Да, вы двое лучше останьтесь и развлеките друг друга, — решил Джим. — Баппс, разрежь мясо на порции!
— Если резать будет Баппс, то наверняка будет весело, — рассмеялась Мэри.
Джим ушел, а я занял его место. Есть одна вещь, которая удается мне много хуже, чем другим — разрезание мяса. У меня дома это происходит еще на кухне, а вот Джим гордится тем, как ловко у него получается разделать птицу, и потому настаивает на том, чтобы ее подавали к столу целиком.
— Что у нас сегодня? — спросила Мэри в то время, как я примеривался к решению своей задачи.
— Жареная утка, — ответил я, пытаясь не выдавать волнения.
— Баппс, погоди — Уикс подстелет клеенку, а я возьму зонтик.
— Не умничай, — заявил я, хватаясь за нож. — Просто смотри! Я наблюдал за тем, как Джим разделывает птицу, и теперь знаю, как это делается!
Я атаковал спину утки, но вилка сорвалась со скользкого бока и разбрызгала всю подливку.
— Смотрю, — хмыкнула Мэри.
— Ну, ты же хотела немного подливки, не так ли?
— Да, но только на тарелке.
В следующий раз я осторожно поместил вилку точно по центру грудки, и мягко надавил — теперь я вроде как приноровился, но эта тварь выскочила из тарелки.
— Да она еще жива! — приходя в ярость, воскликнул я.
— Если ты позволишь, я нарежу ее, — предложила Мэри.
— Тогда вперед! — ответил я, уступая ей место. Она легко и ловко отделила ноги, и затем раскромсала всю птицу — это можно объяснить только тем, что утка уже была подготовлена к разделке.
До нас долетели какие-то отзвуки со стороны лестницы: препирательства, хлопанье дверью и торопливые шаги. Затем в комнату ворвалась Хелен. Она была одета для выхода и яростно втыкала заколку в шляпку.
— Уоррен, заберешь меня домой? — спросила она.
Мэри обернулась к ней.
— Хелен, что случилось?
— Ох, я не могу больше оставаться здесь. Ни минуты. Довольно тяжело находиться в одном доме с человеком, которого ненавидишь, ну, а когда муж подкупает слуг, чтобы те шпионили за тобой, не спуская глаз — как будто бы ты полоумная…
Ее глаза сверкали. Мэри взяла руки Хелен в свои и попыталась успокоить ее.
— Хелен, дорогая, ты не представляешь, насколько это смешно. Никто не шпионит за тобой.
Хелен вырвалась из ее объятий.
— Так значит, ты за него! Вы все против меня, я знаю это! Уоррен привел тебя сюда только затем, чтобы ты уговаривала меня остаться с мужем. Ну, я не собираюсь этого делать, понятно? Не собираюсь! Я ненавижу его! Я бы его убила! Уоррен, если ты не отвезешь меня домой, то я уйду одна! — она была практически в истерике.
— А ты подумала, что будет с матерью? — спросил я. — Она не знает о твоей ссоре с Джимом. Если она узнает, что ты собираешься разводиться, то это может убить ее. Ты же знаешь, насколько она слаба.
Я услышал тяжелые шаги Джима, спускавшегося по лестнице.
— Мэри, я могу остановиться у тебя? — в глазах Хелен стояли слезы; казалось, что она уже на краю.
— Конечно, моя сладкая! — ответила Мэри, поцеловав ее и уводя в гостиную. — Пройдем сюда, и ты приляжешь, а я пока соберу вещи.
Когда Хелен выходила из комнаты, вошел Джим. Мэри повернулась к нам, и обвела нас взглядом, прошептав: «Все мужчины — скоты». Пока она подымалась наверх, Джим наблюдал за ней. Его лицо вновь стало насуплено.
— Догадываюсь, что мы такие, но вот никак не пойму, почему и как.
Я похлопал его по плечу и пошел за своей курткой. Понимал он это или нет, но я точно знал, что Хелен больше к нему не вернется.
Я вышел к машине и зажег огни. Бледная луна проплывала по усеянному облаками небу. Мягкий лунный свет придавал какое-то очарование дому и саду. Все это очень контрастировало с противной ссорой внутри дома, так что красота только усиливалась на таком фоне. Снаружи царила такая ночь, что, казалось, весь мир должен утопать в любви. Сама природа велела любить. Но все же тысячи мужчин и женщин забывают обо всем, кроме их мелких разногласий, и ради того, чтобы навредить друг другу, поворачиваются спиной к окружающей их красоте.