Тринадцать мнений о нашем пути - страница 5

Кирилл Еськов: Я бы сформулировал осторожнее: «изменить взаимоотношения в обществе»; и уж это он проделывает регулярно, на наших глазах. К примеру, «зеленая революция» в сельскохозяйственных технологиях позволила «одному с сошкой» без особых проблем прокормить «семерых с ложкой» — и вековечная социальная «трофическая пирамида» оказалась вдруг инвертированной. Вакцинация и антибиотики практически решили проблему массовой детской смертности — на чём и возникла современная семья с одним-двумя детьми, принципиально отличная, как полагают социологи, от всего, что называли этим словом до сих пор. Вот это всё и привело, в конечном счете, к возникновению того, что называют «постиндустриальным обществом», где большинство населения не занято непосредственно в сфере материального производства. Можно спорить о том, к добру или к худу эти изменения — но то, что мы сейчас живем в эпоху грандиозных социальных перемен, сопоставимых с неолитической революцией, сомнения не вызывает. Причем перемены эти были инициированы, в конечном счете, отнюдь не Вольтером с Марксом-Энгельсом, а Пастером с Уотсоном-Криком.

Александр Житинский: Социальный прогресс есть прямое следствие научно-технического. Только опять же, прогресс ли это? Происходит смена формаций. В эпоху феодализма воевали больше, а убивали меньше. Сейчас за день можно убить столько народу, сколько погибало в войнах за весь двенадцатый век.

Андрей Измайлов: Ни в малейшей! Всё, конечно, познаётся в сравнении. Шведский социализм — советский социализм. Почувствуйте разницу. Демократия Перикла — суверенная демократия Суркова. Снова почувствуйте разницу. А технический прогресс — он и в Африке технический прогресс. То-то у них там, в обществе «социалка» на подъёме, и заметно улучшились взаимоотношения! Перманентная войнушка друг с дружкой, только не копьями, а пулемётами.

Андрей Лазарчук: Опять же — безусловно. Но все тот же НТП, решая текущие проблемы, порождает новые. Вероятно, этот процесс бесконечен или, по крайней мере, открыт.

Святослав Логинов: А вот социальный прогресс связан с научно-техническим напрямую. Достаточно было перейти от мотыжного земледелия к плугу — и рабовладение стало невыгодным, оно исчезло, заменившись крепостничеством. Социальный прогресс налицо… а вот духовно крепостник от рабовладельца если и отличается, то в дурную сторону. И всё же, гуманизм возник в ту пору, когда в большинстве стран Европы процветало крепостничество.

Евгений Лукин: Словари советских времён утверждают, что социальный прогресс — это «степень освобождения общества из-под гнёта стихийных общественных сил». Нынешние словари от внятных утверждений мудро воздерживаются. Ладно, будем считать, что, насколько удалось уберечь общество от самого себя, настолько оно и прогрессивно. В моём примитивном понимании, социальный прогресс заключается в уменьшении числа убийств и предательств на душу населения. Пока оно увеличивается, говорить о прогрессе нет повода.

Сергей Лукьяненко: Опять же — может и в целом улучшает. Если сравнить ценность человеческой жизни, уважение к личности сто лет назад и сейчас — то социальный прогресс несомненен. Но это все «средняя температура по больнице». Надеяться, что электрификация (компьютеризация, интернетизация) всей страны приведет к немедленному улучшению человеческих отношений, — наивно. Мне кажется, никто так уже и не считает.

Сергей Переслегин: Вообще говоря, два пространства — физическое и информационное — объединяются через фигуру носителя разума, представляющего собой одновременно и физическое тело, и информационный объект. Тем самым возникает третье — социальное пространство, и мы должны переопределить технологию, потребовав, чтобы она «сшивала» все три пространства. Тогда мы сможем определить «социальный прогресс» через проекцию технологических прогрессов на социальное пространство. Но все это — 3-диалектика (триалектика), в которой сам черт ногу сломит, и еще нет ни одной вполне законченной модели.

В классической теории социальный прогресс есть развитие социосистемы, проявляющееся в последовательной смене