Трипольская трагедия - страница 11
— Поведите нас к Зеленому, я ему укажу, где зарыты замки от орудий, — говорит командир.
— Я ему укажу, где спрятано знамя и дам список коммунистов, — добавляет военком.
Тогда встает тов. Шейнин и говорит:
— Мерзавцы, вы даже не можете показать нам, молодым, пример — мы вам его покажем!
Предателей увели. Среди нас не было ни одного изменника, ни одного труса, никто не жалел, хотя мы все знали, что пощады нам не будет, а только ждали, чтобы конец этот поскорее наступил.
Как прошла ночь, не знаю, потому что я, утомленный, не спавший несколько ночей, заснул крепким сном. Проснувшись наутро, я узнал, что человек тридцать за ночь куда-то увели. Уводили группами. Куда?..
Наутро оставшихся увели в деревушку Халупы, находящуюся в четырех километрах от Триполья, и посадили в просторную избу, где помещалось „волостное правление“.
Пришел к нам какой-то бандит, видно, эсер, и в течение часа читал нам лекцию о вреде коммуны. Мы знали, что нас должны расстрелять, и нам, конечно, было не до его напутственной лекции.
Под вечер открылась дверь, и раздалась команда: „выходи“.
Выпустили человек восемь и закрыли дверь. Их куда-то увели.
Прошло немного времени. Это повторилось. Тогда мы скорее почувствовали, чем поняли, что их увели навсегда.
Постепенно начали уводить еще. Ожидание становилось мучительным. Хотелось конца. Я стал у самых дверей и, когда под грозным роковым окриком открыли дверь, вышел первым. За мной выпустили еще пять товарищей. Нас поставили вдоль стены и стали связывать попарно, рука к руке. Рядом со мной стоял Володя Дымерец. Я знал, что нас поведут к Днепру. Как прекрасный пловец я был уверен, что это меня спасет. Меня и Дымереца связывал старый крестьянин с рыжей бородой. Не знаю, почему, но я чуть ли не с плачем просил его, чтобы он связывал наши руки не крепко, говоря, что у меня рука болит.
Нас было три пары, связанных рука к руке. На каждую пару шел один бандит-зеленовец.
Темнело. При повороте перед нами открылся Днепр.
— Ну, коммунарики, теперь вы поплывете, — прошипел шедший позади нас зеленовец.
Предчувствие сменилось уверенностью. Подошли к берегу. Я и Дымерец были еще в верхней одежде, и бандит приказал нам раздеться. В то время, когда я одной рукой, дрожащей от волнения, снимал брюки, я видел, как другие два зеленовца прикладами бросали в воду остальных наших товарищей. И когда те барахтались в воде, зеленовцы по ним стреляли.
Раздевшись, мы, не ожидая приказания нашего бандита, бросились бежать в воду, развязывая по дороге телефонную проволоку, связывавшую нас рука к руке.
Мы оба умели хорошо плавать. А в воде мы уже очутились развязанными. Зеленовец, не спеша, подошел к берегу, приложил к плечу винтовку и начал в нас стрелять. У меня появились нечеловеческие силы. Я уже больше нырял, чем плыл.
— Фастовский, я ранен! — крикнул мне плывший рядом со мной Дымерец, у которого из уха текла кровь.
Не успел он это проговорить, как другая пуля пробила ему затылок. Я только успел заметить фонтан крови и почувствовал, что мне в лицо ударили куски его окровавленного мозга. Он пошел ко дну… Из всех шести на поверхности плавал только я один — все были перестреляны.
Зеленовцы стреляли уже только по мне, но было темно: на прицел они взять не могли, а течение успело меня далеко унести.
Пули свистали кругом меня. В момент ныряния, когда голова была под водой, а спина над ней, шальная пуля отхватила кусок мяса у меня на спине. Я только почувствовал, что меня что-то обожгло…
Я долго плыл… Передо мной была одна цель: противоположный берег Днепра. Зеленовцы уже перестали стрелять, потеряв меня из виду в темноте или же считая меня утонувшим. Было трудно плыть, а я еще был в нижнем белье. Силы мне уже хотели изменить, я уже отчаивался доплыть до берега. Наконец я почувствовал под ногами почву.
Измученный, почти без сил, добрался до берега. Я бы долго лежал на песке, но ночная сырость, увеличивающееся ощущение холода от мокрого белья, начавший вскоре накрапывать дождь — подняли меня. Это была страшная ночь…
Я бежал, размахивая руками, чтобы немного отогреться. Взлезал на деревья, чтобы оттуда увидеть свет из какой-нибудь деревни, но всюду было темно. Дождь лил как из ведра, впереди необъятная даль среди кустарников и травы, влажных от дождя. И так всю ночь… Как я ее провел, не помню. Утро вернуло меня к нормальному состоянию. Наткнувшись на какую-то дорожку, я по ней пошел вперед.