Трижды приговоренный к "вышке" - страница 8

стр.

— Шьете новенькое дело? — кричал он, бегая зелеными небольшими глазками по лицу следователя. — Не трогал я вашу Светку! И в гробу я ее видел в белых тапочках!

Следователь Мирзоян, небольшого роста смуглый мужчина, уже десять лет выполняющий свою тяжелую работу, спокойно осадил:

— Сядьте! Вы и другие жертвы отрицали.

Павлюк лишь на секунду съежился, руки его тряслись от ненависти.

— Вы думаете легко, да? Сразу во всем… Сразу!

— Мы вам по капельке доказали, как вы страшно и паскудно жили. Опровергните хотя бы один факт. Вы не сможете этого сделать. Потому что вы все делали, все делали! Понимаете, делали! Но, сделав, вы думали, что мы не найдем доказательств. Когда мы предъявили вам их, вы и тогда отрицали. И теперь вы кричите… Мы полностью уличили вас… Вы отрицали…

— Ну и отрицал!

— И что же вышло?

— Вышло, что ты, мент, ушлый больно. Припер! А куда денешься! А с этой Светкой хоть сколько припирай — нет, не я! Не знаю!

— Тогда зачем позвали? — спросил спокойно Мирзоян.

Павлюк опять съежился, глаза его снова забегали.

— Почему я один? Почему? Вы других потрясите! — сказал, наконец.

— Кого, например?

— А, например, Гузия, дружочка моего бывшего. — Он осклабился, большие его зубы обнажились. — Скажу вам одно… И это таить не буду… Как-то мы вечерком, после всякого такого, разного и прочего, то есть времяпровождения, зашли в кафе. Там пиво, водочка… Гузий, оглядываясь, залыбился. Улыбка, конечно, не для кино, этакая такая… Я, говорит, тоже не хуже тебя! Деваха была — о'кей! Совсем… чистая. В баньке попарилась… И так далее. Я, говорит, за ней охотился похлеще, чем ты за иными… Вот так…

Все это Басманов вспомнил. Дело Павлюка он глядел недавно, тщательно. Как же это? Банька, банька… Иваненко-то шла из бани!..

— Ты сам догадался насчет Павлюка и Гузия? Или в Москве кто подсказал?

— А разве это имеет значение? Видишь, как ты рассуждаешь! У тебя нет и не может быть проколов! Результат. Тоже результат!

Басманов болезненно сморщился:

— На Гузия у тебя надежды невелики. Нет его. Сволочь, покончил с собой. В камере. Не уберегли.

— Выговором отделался?

— Выговорякой. Строгим.

Удар был чувствительным. Он хотел потребовать нового допроса Гузия. Он знал, что Басманов, который наблюдал за делом Павлюка и Гузия, не так просто и отдаст его в руки нового правосудия. Чем же думали раньше? Если Павлюк точно сказал, что Гузий когда-то убил молодую женщину, шедшую из бани, изнасиловав ее перед этим, то почему же не было доведено это хотя бы до Гордия? Один город. Один суд. Дмитриевского приговаривают тоже вначале к расстрелу. Потом ему расстрел заменяют одиннадцатью годами… А Павлюк рассказывает, что Гузий изнасиловал и убил еще одну девушку!

Он нащупал машинально в боковом кармане блокнот, нашел номер телефона Мирзояна. Долго гудок вызывал его. Но — молчание.

«А этот лопух сидит и терпит», — проскрипел Гордий зубами, повесив трубку.

Усталость брала свое. «Надо поесть», — подумал он, вспомнил, однако, что ел у Басмановых. Но обиженно насупился: лучше бы я не ел у тебя! В какой-то степени он винил во всем теперь и Басманова. Что так получилось с Дмитриевским.

Расположился в столовой. За столиком, где сидел мужчина лет сорока. Он взглянул на него. Мимоходом этак. Но мужик сказал:

— Давай помоги… — кивнул на бутылку. — И приглядись!

— Волков?!

— Именно! Я самый и есть… Может, по этому случаю, а?

— Не надо, Волков. Неужели и так плохо? Свидились, видишь, на свободе.

— Да мне-то неплохо! Ты ведь меня тогда спас. Только ты и верил, что я не такой и сволочной.

— Вы тогда все брали на себя.

— Ты и догадался! Остальные… Им что? Главное — признается. И все такое прочее. Чего еще, мол? Лишнее все! Заседать, голосовать! А ты… Ты самый для меня дорогой человек был и есть. Я тебе ни рубля не дал…

Гордий сморщился:

— Ну зачем? Неужели вы думаете, что от этого… многое зависит?

— Именно от этого! Не будь ты наивняком!

— Но вы же для меня… Ну были тогда человеком! Ведь защита…

— Это, может, один раз и было. Везде же по-другому. Везде — взятки!

— Неверно! — воскликнул Гордий. — Неверно! Я знаю сотни моих товарищей… Только — истина! Поверьте, большинство честные.