Трое для одного - страница 26
– Вину? Хорошо, – осторожно ответил Морган. – Глинтвейн люблю. Чем больше специй, тем лучше.
Взгляд у Фонарщика торжествующе вспыхнул.
– Ага. Я ж говорил.
– Иди ты, – ругнулась Шасс-Маре. – Сама знаю.
На сей раз она отправилась не к бару, а в подсобку, но вернулась быстро – и с бутылкой золотисто-вишнёвого цвета. Содержимое было под стать: густое, тёмно-красное, с искристыми отблесками. Пахло летом, имбирными кексами и ещё чем-то давным-давно знакомым, но забытым.
Язык защипало от одного аромата.
Шасс-Маре достала коктейльную рюмку на высоченной ножке, но очень маленькую, и наполнила её почти до краёв. Затем бросила туда ложку мелкого колотого льда – и протянула Моргану.
– Держи. Но пей мелкими глотками.
Он оглянулся на полутёмный зал; посетители сейчас представали видениями, призраками. Силуэты стариков, играющих в домино, отчётливо просвечивали. Луна за окном мягко покачивалась в такт волнам.
Морган закрыл глаза и сделал маленький-маленький глоток.
Было не пряно. Было сладко.
Он хорошо помнит момент, когда мир выворачивается наизнанку.
…Фффшухх – падает отрубленный бутон; на лезвии канцелярского ножа остаётся зелёный сок.
Новому лету – одиннадцать дней, ему самому – двенадцать лет, а Сэм лишь немногим старше. Она в бледно-розовом платье до колена – из такой тонкой и нежной ткани, что подол, кажется, можно пальцем порвать. Ноги у неё загорелые и длинные, как в рекламе крема от солнца. Жарко до одури. Сэм впихнула ему в руки свою вельветовую куртку и пакет с виноградом, а сама несёт огромную коробку с пирожными.
Сегодня в гости должны прийти Льюисы, и Донна с утра пропадает на кухне. Не хватает только десертов…
То есть не хватало.
Фффшуухх – со свистом рассекает лезвие воздух. Разлапистый зонтик болиголова планирует на дорогу; трубчатый стебель срезан по косой.
– Морган, да прекрати ты! Откуда ты его вообще взял?
Он бурчит что-то себе под нос. Сэм не слушает.
– Дома вернёшь на место, или…
– Отцу скажешь? – невинно интересуется он.
Сэм прикусывает язык.
Моргану скучно. Жара комом стоит где-то в горле, от вельветовой куртки чешутся руки, и хочется стащить из пакета хоть пару кислых виноградин. Но вместо этого он молча плетётся за сестрой. Не потому что желает этого, а потому что дома ещё скучнее.
Фффшуух – опадает головка пиона, рассыпая нежно-розовые, как платье Сэм, лепестки.
Лезвие зелено от разводов.
А потом Сэм словно вмерзает в воздух – только пышная юбка по инерции вздувается колоколом.
Морган поднимает взгляд.
В конце улицы стоит собака – и скалится. Огромная, чёрная, лохматая, со стоячими ушами. Затем она вдруг пригибается к земле – и бросается бежать навстречу ему…
Нет, к Саманте.
И Морган успевает подумать: “У Сэм такое тонкое платье”.
И ещё: “У неё красивые ноги”.
А больше он ничего не успевает – просто выскакивает на дорогу перед Сэм, наматывая куртку на руку, и сердце колотится в горле, ещё немного – и заполнит рот, и кислотным плевком размажется по брусчатке.
Собака несётся широкими скачками – и, приближаясь, точно выдавливает из Моргана страх.
Скачок – и пропадает комок в горле.
Скачок – и проясняется взгляд, обостряется вкус.
Скачок – и тело становится лёгким.
И нет уже Моргана – есть звенящая пустота, напряжённая, как пружина. Опасная.
…Он едва успевает вскинуть руку, защищая горло, и собака жаркой пастью вцепляется в вельвет.
Морган резко выдыхает – и бьёт.
Один раз, выдвинутым на полную лезвием – по чёрным глазам. Второй – в горло. И лезвие обламывается совсем коротко, и он снова бьёт – в шею, раз, другой, с нажимом.
Сочится кровь. Её очень, очень много. Собака выпускает изжёванный вельвет, отскакивает, трясёт головой, путается в ногах – и заваливается на брусчатку, подёргиваясь.
Морган отступает; вельветовая куртка падает.
Рука у него странно изогнута, но боли ещё нет.
Морган сжимает нож.
Сэм бледная, и глаза у неё мокрые. Коробка с пирожными лежит у ног.
– Позвони маме, – спокойно просит Морган.
Сломанная кость срастается два с половиной месяца. Всё это время ему снится чёрный монстр с собачьей головой и напряжённая пустота вместо тела.
Он скучает по ней.