Трое для одного - страница 7

– Что значит – успокойся?! А они потом скажут, что я не выполняю предвыборных обещаний… Этель, да прекрати так на меня смотреть! Я за рулём!

– Надо было взять водителя.

– И ты всегда знаешь, что лучше делать! Может, на следующих выборах выдвинешь свою кандидатуру в мэры?

Моргану хочется зажать уши руками, но он и двинуться не может. Слишком тесно. Справа – сестрица Гвен. Ей уже двадцать, она совсем взрослая; поездка к дяде Гарри ей даром не сдалась, но с отцом не поспоришь – это он платит за колледж. Гвен хмуро пялится в окно, прикусив прядь красно-рыжих волос. Жёсткий подол белого платья сестры царапает Моргану колени. Слева Дилан шушукается с Самантой; они азартно терзают приставку, и игра явно не относится к тем, что одобрил бы отец – кровь, части тела и визг бензопилы, отчётливо слышный даже через наушники.

Мама прикрывает глаза – спор окончен – и начинает плавно водить руками над коленями, словно играя на невидимом фортепьяно. Морган подаётся вперёд, угадывая неслышную мелодию по движениям пальцев.

Дебюсси. “Диалог ветра с морем”.

На губах у мамы всё та же лимонно-ледяная улыбка. Безупречное каре того же молочно-медового цвета, что и у Моргана, покачивается в такт движениям.

Отец старается на неё не смотреть.

Когда “шерли” паркуется наконец у дома дяди Гарри, Морган первым выползает из машины – прямо по жёстким коленкам Дилана, сминая платье Сэм – наружу, как бабочка из кокона. Распахивает дверцу, вываливается на хрусткий гравий, обдирая ладони, поднимается и бежит к дому – скучной белой коробке под синей крышкой. Жаркое марево расплывается перед глазами, дрожит; и сморгнуть бы пот, но отчего-то страшно закрыть глаза.

Там, позади, отец снова ругается, а мама играет беззвучную музыку.

Дверь открыта. Морган неуверенно толкает её и входит в холл. Здесь темно, прохладно и слегка пахнет гнильцой. В углу старый сундук – куда старше, чем сам дом. Над сундуком – захламлённая вешалка, где зимние куртки висят вперемешку с летними футболками на пластиковых “плечиках”. Одна футболка, с червяком в очках, валяется на полу. Морган подбирает её и медленно идёт по дому – из комнаты в комнату, пока не добирается до гостиной.

Дядя Гарри там. Он зачем-то сидит в кресле, накрыв лицо газетой. Тошнотно-сладковатый запах здесь такой густой, что слюна во рту становится вязкой.

– Дядя Гарри?

Морган окликает его, а затем подходит и касается тёплой, странно твёрдой руки.

Газета падает на пол.

…и даже в скудном освещении, с закрытыми жалюзи, видно, как в глазах что-то шевелится.

Морган очнулся оттого, что кто-то трогал его лицо. В голове некстати вертелись обрывки неприятных воспоминаний о том июле восемнадцать лет назад, когда убили Гарри Майера. Того, кто сделал это, так и не нашли, хотя отец поднял все связи. И вот теперь – снова…

“А меня могли убить сейчас”, – с лёгким удивлением осознал Морган, испугался и очнулся окончательно.

Затылок саднило. Губы спеклись и на вкус были солёными. Руки и ноги почти не чувствовались от холода. Шарф был размотан, куртка – расстёгнута… Но что хуже всего, над Морганом склонился огромный человек, который зачем-то ощупывал его голову.

– Жив, – ровно заметил он трескучим голосом, когда Морган рефлекторно дёрнулся. – Точно, жив. Ледышка. Греться надо, не дело тут лежать. Откуда часы?

– Мне их подарили, – ответил Морган автоматически и только потом схватился за карман куртки онемевшими пальцами. Но сувенир от Уилки действительно был на месте.

– Да кто бы сомневался, что подарили, – хмыкнул великан и протянул Моргану руку. – Поднимайся, чадо. Ещё чего не хватает – кишки студить. Ну!

Ладонь его тоже оказалась огромной. Рука Моргана по сравнению с ней выглядела даже не детской, а кукольной, и когда он поднялся, то обнаружил, что едва достигает незнакомцу груди.

“Какой же у него рост? – беспорядочно заметались мысли в голове. – Больше двух метров… Два и тридцать? Или больше? Или я брежу?”

– Ха, да он шатается! – хохотнул вдруг великан и несильно ткнул Моргану пальцем в плечо. – Эх, ты, тростиночка. А ну, полезай ко мне. Я тебя донесу, куда надо.

И прежде, чем он успел возразить или убежать, великан легко вздёрнул его за шиворот… и сунул себе за отворот пальто, как котёнка.