Трое и мотор - страница 7

стр.

Словом, фантазия моя разыгралась. Надо во что бы то ни стало остаться! Пускай едет ленинградец. В конце концов, он виноват. Не надо было увозить ключ, Я понимал, конечно, что обязан был проследить за этим сам. Откуда было знать Марату наши порядки? Но сейчас мне было не до справедливости. Лишь бы остаться… Что если притвориться, что ушиб ногу, например?

Я захромал, схватился рукой за коленку. Кажется, недурно получается! Я жалостно застонал и заковылял по тропинке…

И тут из леса показался Марат. Он шел странно согнувшись. Левой рукой он придерживал локоть правой.

Издали мы увидели друг друга и остановились. Карты наши были раскрыты. Мы разом выпрямились, отпустили: я - ногу, а он - руку и молча разошлись в разные стороны.

Противник оказался сильнее, чем я ожидал. Придется придумать что-нибудь поновее. И тут меня осенило…

Я поспешно вернулся в наш лагерь. Таня возилась с посудой, перетирала миски и ложки.

Я удобно устроился на раскладном стульчике посреди площадки, положил себе на колени блокнот, расчертил страничку нотными линейками. Быстро набросал тему и принялся за ее гармонизацию. Мелодия эта давно была записана мною, но я делал вид, что меня только сейчас посетило вдохновение. Я напевал, раскачивался, дирижировал сам себе. То и дело вписывал что-то в блокнот, перечеркивал, снова напевал и дирижировал.

Тревожить композитора, который с головой ушел в работу, просто бесчеловечно. Я был убежден, что дело выиграно… Время шло. Меня никто не беспокоил.

Мимо прошла Татьяна с полотенцем на плече.

- А где Марат? - осторожно поинтересовался я.

Не останавливаясь, Таня кивнула в сторону леса. И я увидел, как по берегу расхаживал Марат с планшетом в руках. Он шагал вдоль берега, останавливался, заносил что-то в план, приставлял к глазу какой-то инструмент, что-то замерял и зарисовывал.

Мы посмотрели друг на друга. Я молча засунул блокнот в карман, он спрятал свою планшетку за спину.

Вернулась Татьяна с влажными, распущенными по спине волосами.

- Чай пить, друзья! - весело позвала она.

Мы собрались у палатки. Молча пил и обжигающе горячий чай.

- Что это вы сразу оба за работу взялись?- невинно спросила Татьяна.

Мы открыли было рты, чтобы рассказать о своих работах, но почему-то вдруг раздумали и помолчали.

- Все-таки кому-то надо ехать, - в конце концов, сказал я. - Стемнеет скоро.

- Да вот боюсь, мотор твой забарахлит, что делать буду? - неуверенно сказал Марат. Но за этой неуверенностью я почуял железо сопротивления.

- В случае аварии - на веслах! - посоветовал я. - Тут уж ты специалист!.. Я-то вообще грести не умею. (Я немного приврал.)

- На веслах до рассвета не дотянешь, Бесполезная затея.

- Конечно, я могу поехать, - лицемерно предложил я. - Но учти, какую ты теряешь тренировку. На веслах до города! Тридцать километров на веслах против течения- это чего-нибудь да стоит! Первое место на соревнованиях за тобой обеспечено.

- Нет, ключ надо передать сегодня же вечером, - отрезал Марат. - Тут нужна скорость… А как думаете вы, Татьяна?

Я понял: он искал союзника, и насторожился.

- По-моему, поезжайте оба, - сказала Таня. - Оба виноваты:один ключ увез, другой не позаботился предупредить. Вот вместе и поезжайте!

Она повернулась к нам спиной и принялась старательно драить кастрюлю. Мы поднялись и направились к лодке.

- Все ясно, - сказал Марат. - Я поехал.

Он оттолкнул лодку от берега, прыгнул в нее, мотор мой, конечно, сразу же заработал, словно порядочный… Причем этак бархатно зажурчал, ровненько, без перебоев. А в моих руках всегда ревет, как реактивный двигатель.

- Бензину захвати побольше!-спохватился я.

Лодка задрала нос и ринулась вперед. Я стоял на берегу. Видел, как Марат натянул свою голубую куртку с надписью на спине- наименование спортивного общества. У них всей команде выдали такие куртки.

Я выкупался, посидел немного на камне около воды, выкупался еще раз. Было душно. На светлой, неподвижной водной глади тут и там расплывались легкие кружки: играла рыба. Толстый полосатый окунь раза два выскакивал из воды: булькание, прыжок, всплеск, и снова тишь да гладь. На голубом вечернем небе проплывали легкие, подсвеченные розовым облака.