Трое нас и пёс из Петипас - страница 12

стр.

«Нужно исполнить последний долг», – сказал пан Людвик. Он оставил руль и направился к люку. Вода пенилась у его ног. Палуба выступала над волнами лишь сантиметров на десять.

Внизу, в капитанской каюте, пан Людвик взял судовой журнал, морские карты и засунул их в бутылку, в большую бутылку с широким горлышком. Потом он прочно запечатал бутылку, осторожно погасил фонарь и подошел к иллюминатору.

Впрочем, сначала он должен был написать последнее распоряжение. Он снова зажег фонарь, распечатал бутылку, вынул журнал и на последней его странице приписал:

«Судно „Южный крест“ сегодня в 2.00 потерпело бедствие у незнакомых берегов. Нашедший эту бутылку должен немедленно передать её в нераспечатанном виде в ближайший порт. Последнее приветствие всем. Капитан Людвик».

Затем он вновь запечатал бутылку, снова погасил фонарь и снова подошел к иллюминатору. Ещё секунда – и бутылка полетит в море.

Но тут что-то царапнуло снаружи стекло иллюминатора. Или это мне действительно послышалось? Дальше сочинять я не мог. История о капитане Людвике становилась слишком напряженной. Я чувствовал: ещё немного – и мне станет по-настоящему страшно.

Надо скорее лечь и уснуть. Я достал из шкафа пижаму и хотел было переодеться. И вдруг меня словно кто-то толкнул: «Взгляни на веранду!»

Я взглянул и замер на месте. Через стекло веранды на меня тоже что-то смотрело! Я быстро зажмурил глаза, потер их кулаком и снова открыл.

На меня по-прежнему что-то смотрело. Но теперь это «что-то» слегка пригнулось и сделалось ещё больше!

У меня задрожали ноги, и я три раза сказал себе;

– Никаких привидений на свете не бывает!

Это меня немного ободрило. Но не очень. Мысли в моей голове сразу начали перескакивать с одного на другое:

«Может, это кошка?.. Но на чем она сидит?.. Тогда, собака?.. Нет, не собака!.. Почему?.. Просто видно, что это не собака!.. Так что же это?»

Я рассердился на себя, быстро бросился на веранду и распахнул дверь.

В саду было темно, капли дождя падали с деревьев с таинственным шорохом. Тропинка около веранды была пустой.

Где-то в Петипасах на столбе горела электрическая лампочка. От неё падал слабый свет на тропинку как раз в том месте, где она поворачивала к садовой калитке. И тут я снова увидел «это»! «Оно» тихонько завернуло за угол и исчезло.

Я бросился вслед за «ним». Перед самым углом дома я остановился и выломал прут. Затем осторожно завернул за угол. Там ничего не было.

И вдруг я увидел «это» в третий раз. «Оно» только что нырнуло в черную густую тьму под куст бузины, растущий у садовой калитки. Я обежал куст с другой сторонкой наткнулся на железную ограду. Тут я увидел такое, что страшно сказать.

Сразу за нашим забором проходила широкая дорога в Петипасы. На дороге было, конечно, светлее, чем в саду под деревьями. И вот я увидел – по дороге бежало «это», а головы у него не было.

В это время залаяла собака в домике через дорогу; к ней присоединилась вторая, затем третья, в через минуту все собаки в Петипасах разразились громким лаем.

Не знаю, как я попал обратно, но попал я туда довольно быстро. Не помыв даже ног, забыв совсем про пижаму, я пулей влетел в комнату, нырнул в постель и натянул на себя перину.

Страх мало-помалу проходил. Вскоре я даже мог сосчитать в уме, сколько будет пятнадцать умножить на семнадцать. Но встать и погасить свет я все же не отважился.

Немного погодя открылась дверь из кухни, и пани Людвикова тихо окликнула меня: – Ты ещё не спишь?

Я быстро закрыл глаза, чтобы пани Людвикова не спросила, вымыл ли я ноги.

Она вошла в комнату, закрыла дверь на веранду и погасила свет. Затем вернулась на кухню, оставив дверь за собой полуоткрытой, чему, честно говоря, я был даже рад. Я повернул голову на подушке так, чтобы видеть свет в кухне, и стал размышлять, что же это я видел за забором. Неужели всё-таки привидение? Не может быть!

Но, если это не привидение, тогда что же это? Так и не найдя ответа, я решил, что рано утром напишу обо всем Руде Драбеку. После этого я поправил подушку под головой и начал придумывать письмо Руде. Начать я решил как можно спокойнее, а то он подумает, что я совсем струсил.